Сильвия Плат. На краю

       


        Она само совершеннство
        Её мёртвое

        Тело - в улыбке свершения,
        Мираж греческого детерминизма

        Течёт в складках её тоги,
        Её босые

        Ступни кажется говорят;
        Мы дошли сюда, это край.

        Мёртвые дети свернулись как белые змеи
        Возле каждого маленький

        Кувшинчик из под молока, пустой
        Она как будто

        Свернула их, чтобы вернуть
        Обратно в тело своё

        Как это делает роза
        Сворачивая лепестки когда сад

        Застывает, и запахи уходят
        Из глубокой свежей гортани цветка ночи

        Месяц не должен грустить
        Костляво выглядывая из капюшона

        К таким делам он привык
        только траурный плащ развевается.

        * * *

        Kraw;d;

Kobieta osi;gn;;a doskona;o;; .
Jej martwe

Cia;o na usmiech dokonania,
Z;uda greckiego determinizmu

P;ynie w zwojach jej togi,
Jej bose

Stopy zdaj; si; m;wi;;
Dosz;y;my dot;d, to ju; kres.

Zmar;e dzieci skr;cone jak bia;e w;;e,
Ka;de przy ma;ym

Dzbanie mleka ju; pr;;nym.
Ona zwija je

Z powrotem w swe cia;o jak
R;;a swe p;atki, gdy ogr;d

T;;eje i zapachy uchodz;
Z g;;bokich ;wie;ych krtani kwiatu nocy.

Ksi;;yc nie musi si; smuci;
Patrz;c z ko;cianego kaptura.

On przywyk; do tych spraw.
Jego ;a;obna szata powiewa.



 На краю.

 Перевод    Александра Ситницкого.


Эта женщина – совершенство.

Ее труп

Носит улыбку достоинства,

Иллюзия рока древних греков

Струится в свитках ее тоги.

Ноги ее нагие,

Кажется, говорят:

Мы зашли далеко, и это конец.

Каждый мертвый ребенок свернулся в клубок,

Белый змееныш на каждом

Кувшинчике с молоком, уже пустом.

Она вобрала детей

В себя, как роза

Лепестки, закрываясь, когда сад

Умирает и аромат сочится

Из нежных зевов

Ночных цветов.

Луне не о чем печалиться,

В изумлении глядит из- под клобука праха,

Привычная к таким вещам.

Ее траур сверкает и влачится за ней.