Горицы

Тьмутаракань - это скучное место, где я
к жизни востребован был в деревенской больничке.
Мамке меня предъявил недоученный дьяк,
не прилепив ещё грязного имени-клички.

Tabula rasa. Я впитывал мир всем, чем мог;
мир, где лихому ворью и поэтам не спится.
Выкормыш сучий, шкодливый, побитый щенок,
в миг милосердия неумервщлённый в мясницкой

не потому, что вдруг стал сердоболен мясник.
Пёс шаловливый - детишкам хозяйским забава.
"Но и за жизнь, пусть собачью, большое merci!"-
тявкнула, руку лизнув человечью, собака.

Угол медвежий. Беспечная дрёма властей.
Здешних манер слой культурный давно не касался.
Я подрастал, привыкал ждать дурацких вестей,
знал алфавит, но по-прежнему больно кусался.

Тут, за сто первой верстой от столичных холмов,
мало брожений умов - много браги броженья.
Водкой давлю в хриплом горле застрявший комок:
так отмечают здесь день своего вырожденья,

так догорают, о призрачном думая вслух...
Помню, как в праздничный год олимпийского мишки,
весело стало от гвардии высланных шлюх
и от веселья забылись тетради и книжки.

Край экумены... Его я порой проклинал,
хвост распушив покидая родные пенаты,
но ожидался весьма примитивный финал:
я возвращался, как особь семейства пернатых.

Я возвращался голодный, потрёпанный, злой
после бессмысленных поисков азбучных истин
в домик крестьянский, где воздух пропитан смолой,
где принимают и любят без "характеристик".

Чуть отдышавшись, стряхнув всевозможную чушь,
хищный разгладив оскал, буду сыт и безвреден.
Угол медвежий бывает нисколько не чужд,
если родиться пришлось косолапым медведем.