Двуспальная кровать венок сонетов

       Памяти Жаркына Хайдарова

       1
Я не умел сонеты рифмовать,
катрен не отличая от катрана…
но я покинул старую кровать,
зарезал годовалого барана -
тобой любимый колченогий стол
залит вином отчаянной пирушки
и скоро воцарятся на престол
какие-то случайные подружки,
даруя мне нечаянно… А ты
хотя бы посмотрела с укоризной
на эти захмелевшие цветы,
на едкий дым заупокойной тризны!
Ты молча пробираешься к порогу,
по-аглицки… А впрочем, слава Богу…

       2
       
По-аглицки? А впрочем, слава Богу,
ты молча не уйдёшь, покуда мне
не выскажешь, волнуясь и подолгу,
что я не прав, а ты права! Во сне
не снится то, что скажешь ты. Наверное
Шекспиру не видать таких страстей,
что выдаёт казашка благоверная
пытаясь поучать моих детей.
Богиня в гневе! И готов поверить я,
что никакая энная моя
не вызовет такого же доверия
как ярость благородная твоя.
Хотя об этом стоит ли гадать –
ещё скрипит двуспальная кровать...

       3
       
Ещё скрипит двуспальная кровать
клочком покоя посреди ненастья –
недолго я пытался рисовать
иллюзии безоблачного счастья
с тобой вдвоём… Рискованна игра,
что на стене рисуют наши тени –
опять мороз и облачность с утра
пытаются поставить на колени,
набросить унижения седло…
Я не люблю, когда меня взнуздали!
Уж если в этой жизни не везло
давай уйдём в заманчивые дали…
И не грусти, ведь в этом мало проку,
пока мы собираемся в дорогу…

       4

Пока мы собираемся в дорогу,
вернее, в незаконченный побег,
затянут небо тучи понемногу,
укроет землю невесомый снег,
укутает забытые тропинки,
запрячет потаённые пути;
и, как всегда, мои потуги зыбки,
нам нет дорог, нам некуда идти,
нам незачем тревожиться в печали,
пытаясь что-то прошлое урвать –
ты у окна в прабабушкиной шали,
расстелена двуспальная кровать...
Гаси огонь. Я слишком раздобрел.
Пока я не ушёл от старых дел.

       5

Пока я не ушёл от старых дел,
из рамок инфантильного невроза…
я безнадёжно многого хотел –
ворваться в дом с пьянящего мороза,
схватить тебя и бросить на кровать,
зажав в тиски пустых любовных песен...
Но тщетно устремленье удержать –
ты чайкою взмываешь в поднебесье
и там летишь... И где же выбор мой?
Покуда воздаётся мне стократно
мой детский страх вечернею тоской,
цикутой, опьяняющей Сократа,
и дёргаюсь, сонетом окружая,
пока ты не ушла к себе, чужая…

       6
       
Пока ты не ушла к себе, чужая,
в убогой поэтической мечте
я строки лихорадочно рожаю,
слова меняю, но идут не те…
Не тот размер, затасканные ритмы
далёких, запылившихся веков!
Мне кажется, подобно жалу бритвы
моё перо стремится из оков
наручников, и тянется на волю
в кровавую тургайскую зарю
испробовать свободы волчью долю,
где Богу сын, или палач царю…
Боюсь, что ты заявишь на раздел,
познав себя, увидев мой предел.
 
       7
       
Познав себя, увидев мой предел,
хочу ли я заманчивой свободы?
Меня пугает жизни передел,
меня страшат бушующие воды,
твоей любви безудержная страсть…
Мне проще, если малое досталось –
любить свою двуспальную кровать,
спокойно спать, когда наступит старость,
открыть в подъезде винный магазин,
не ведая стихов и треволнений;
и мирно поживать среди картин
вневременных несуетных мгновений…
Но я бегу, от жизни убегая,
туда, где жизнь почудится другая…

       8
 
Туда, где жизнь почудится другая
меня зовёт забвения река,
и я тебе признаюсь, дорогая,
твоя обида слишком велика,
твои упрёки слишком многогранны,
язвительны, безжалостно остры...
Язык - твой враг, и очень даже странно,
что я не жгу походные костры,
не раздаю патроны перед строем,
и не меня так тянет воевать…
Давай мы наш, мы новый мир построим,
пускай скрипит двуспальная кровать
и нас уносит сонная река
туда, где ждут иные берега!

       9

Туда, где ждут иные берега,
где жгут листву, где миром правит осень
меня ведёт незримая рука,
и рядом ты... Мы милости не просим.
Мы просто ждём достойного конца,
дарованного миру изначально,
последнего природного венца,
и он придёт торжественно, печально,
вскрывая всё... Печаль моя чиста.
В который раз переродится где-то
поэзия осеннего листа
в поэзию стремительного лета,
и прилетит, чарующе певучий,
иной мотив, иной счастливый случай.

       10
       
Иной мотив, иной счастливый случай
даёт судьба, и требует решить,
и вновь вопросы дьявольскою кучей –
с которой жить, и как не согрешить?
Две женщины протягивают руки,
две женщины не ведают мольбы,
две женщины, и, стало быть, разлуки,
две анимы, и, может быть, судьбы…
И, как всегда, лежу в своем халате,
читаю книжки, грусти не тая,
живу, не выбираясь из кровати –
мне нравится депрессия моя,
мне кажется, она мне дорога...
И ты уйдёшь, спалив мои стога.

       11
       
И ты уйдёшь, спалив мои стога,
тихонько оттолкнувшись от причала -
тебя несёт забвения река,
ты что-то напоследок прокричала,
но слов твоих не смог я разобрать…
Меня уносит бурное теченье,
моё весло разбилось о кровать,
я слышу чьё-то хоровое пенье,
архангелы склонились надо мной
у самых врат чистилища и рая...
Короче, я лежу на проходной,
а ты идёшь, дороги выбирая,
а тех дорог вокруг, у, Ева, туча…
Ну что ж, иди, и верностью не мучай.

       12
       
«Ну что ж, иди, и верностью не мучай
свои мозги, и больше не скучай» -
сказал мне Жорж в теснинах райской кущи,
когда мы пили с ним на кухне чай.
Жаркын Хайдаров не любил мажора,
сверкающий доподлинный акын –
кому-то Жорж, кому-то просто Жора,
и только для родителей Жаркын.
При жизни не был славы удостоен
бродяга, сочинитель и поэт.
Его душа рвалась Великим Тоем
и разорвалась в атомарный свет…
Старик, прощай! Когда-нибудь вернусь.
Я отпущу из сердца эту грусть…

       13
       
Я отпущу из сердца эту грусть…
Я снова здесь, вокруг всё та же местность,
по воле волн по-прежнему влачусь,
меня опять терзает неизвестность,
меня зовут в далёкие края
надежды звуки, больше не стихая,
и манит незнакомая земля
забытыми звенящими стихами,
и знаковость таится в забытьи,
пока я приближаюсь к магистралу,
И чайка, пролетевшая вдали,
покажет путь к заветному причалу…
И пусть штормит, и рукоплещет пусть.
Я не умел, но скоро научусь.

       14

Я не умел, но скоро научусь
идти к моей давно забытой цели,
без компаса, неся на сердце груз,
у смерти в перекрестии прицела,
у жизни в перекрестии любви,
у веры в перекрестии дороги,
где от хвалы или пустой молвы
меня несут другой дорогой ноги…
Я скоро научусь идти с крестом
и пить вино на праздник урожая,
и где-то мне покажется мой дом,
где ждёт меня знакомая, чужая…
И заскрипит двуспальная кровать –
я не умел сонеты рифмовать…

       МАГИСТРАЛ

Я не умел сонеты рифмовать
по-аглицки… А впрочем, слава Богу,
ещё скрипит двуспальная кровать
пока мы собираемся в дорогу,
пока я не ушёл от старых дел;
пока ты не ушла к себе, чужая,
познав себя, увидев мой предел,
туда, где жизнь почудится другая;
туда, где ждут иные берега,
иной мотив, иной счастливый случай…
и ты уйдёшь, спалив мои стога.
Ну что ж, иди, и верностью не мучай.
Я отпущу из сердца эту грусть…
Я не умел, но скоро научусь.
       

23.10.06

Прим.: "Великий Той" - роман-дилогия Жаркына Хайдарова