Голос

Слово –  волос.
Только в другом порядке.
Растет и седеет, как шаль моей мамы,
Связанной из овечьей шерсти.
Плечи под шалью
Становятся все сутулей
Прядь из-под шали
Белее, белее, белее
Слова все реже
и, странно,
становятся все понятней.
Все менее суетливы -
и заживляют раны.
Спокойнее -
даже не произнесенным.
Точнее -
долгим молчанием вслед.
И кажется...
Прости меня, Господи!

Наверно, по старой привычке,
Только в другом порядке.
От последней страницы к первой -
До корешка и обратно
Мама листает альбом
Потрескавшихся фотографий.

А я все еще бреюсь - смешно и не нужно,
и делаю глупую стрижку
с не менее глупой укладкой
на углу в парикмахерской,
где всего одно кресло встанет,
не больше,
старый еврей, картавя,
(скорее, манерно,
чем от дефектов речи,
явно
демонстрируя принадлежность клану)
желает здоровья маме,
семье - денег,
успехов мне,
Стремительным взмахом ножниц
на укрытые простынями плечи
Роняет ненужные прядки
в опровержение неспособности к белизне.
И молчанию.

Дорогой читаю книжку.
По старой привычке, наверное.
Где волос, врастающий в слово,
И слово, взорвавшее голос.