Игра в бисер

Мелменель: литературный дневник

На пол пути к не дочитанному, вдруг, как при столкновении с непроходимой стеной ,осознаю , и это - переворот, что дальше идти эти путём не хочу.
Странные и неожиданные мысли, словно открыла в себе то, о чём не подозревала.
А мир литературы-то, оказывается, мирок, не широко, а узко мыслящих «избранных».
«Какое недопустимое сверх невежество», - пытаюсь возразить себе самой.
И вот же, что получается. Всё дело в различии речи одного и того же языка, разделённого по «классам» стилистикой и типами: книжный, разговорный (бытовой), деловой, научный, публицистический и пр…
Из всего перечисленного становится понятно, что к непосредственной жизни относится бытовой или, как я его понимаю, естественный, природный, «простой».
«Сложности» и недоступность для всех создаются спецификой обособленных групп, т.н. «элиты», к которой по праву можно отнести и литературный, очищенный, приукрашенный, изредка правдоподобный, но всё же и отдалённый от естественности, язык. Видимо, так и дОлжно. Нам прививают и учат как правильно.
Однако из квази-естественного - литературы, языковые формы реже черпаются и переходят в формы сознания и употребления широкими массами, cколь не убедительны
утверждения и аргументы на сей счёт, психолингвистов. Подтверждение тому – история действительная, а не мнимая . «Падения» мы замечаем и на примерах литературы сегодняшней. Не массы копируют искусственно создаваемую литературой духовность,
а литература – «бездуховность» масс.
Сравнивая литературные произведения , даже недавнего прошлого с теперешним, нельзя не обнаружить глубокой пропасти, по масштабам сопоставимой с бездной.
Неужели люди так изменились? Что их изменило? Язык? Или они изменили языку, и здесь нужно прослеживать взаимовлияние и резонанс?
Не считая себя вполне испорченным материалом для обучения, я с горечью отмечаю отчуждение – вот главная причина «образованной элиты», способной, и надо сказать, обязанной, нести в массы то лучшее, чем Бог одарил, от тех, кому это надо, и кто может быть не догадывается, что ждёт разумного от тех, кто этим овладел.
Скользкая и тонкая грань, я сейчас, видимо, и сама осознаю не до конца, взволновала меня
при соприкосновении с очередным произведением одного из моих любимых собеседников. Речь об «Игре в бисер» Г.Гессе. Не могу сказать, что я не готова к подобной литературе, стилистике или выражению подобных идей. Напротив.
Но именно в этом произведении для меня открывается нечто не предвосхищенное после знакомства с его «лёгким» и жизненным Сиддхартхой и даже «Степным волком».
Что хотел сказать автор, я узнаю позже, после «передышки» в медитации.
А пока вместо радостного сопереживания и восхищения благородством, и возвышенной духовностью героя и истории его «далеко» смотрящей , замкнутой в себе, но с большими претензиями на избранность и величественную элитарность, касты умников, я чувствую глубокую отчуждённость и контраст между моим миром и этим, описываемым книжным языков, пусть и со всеми, присущими ему изысками «мудрости» и элитарности.


Яркой, поистине звёздной контрастностью в этот момент проявилось воспоминание о лекциях Александра Меня и его «простое» слово в «Радостной вести» о сущности Христианства, которое не для элиты, не для избранных, но для избравших себе крестный путь, выглядящий подчас простым и не мудрым.
http://lib.ru/HRISTIAN/MEN/radvest0.txt


И мои последние опыты и двухгодичные углублённые изыскания Истины в словах и их сущности, происхождении, такими мне кажутся смешными и по-детски, не зрелыми…
Впрочем, посмотрим, не этого ли откровения ждал автор «Игры в бисер» от своих читателей.


Но почему в литературе принято говорить языком книжным, языком неправды?
В жизни многое, если не всё – по-другому.






Другие статьи в литературном дневнике: