Россия, время смутное, январь 1992 года. 8 января умер папа,а я прилетела в Москву из Израиля числа 11-го. В курточке, а тут снегопад, гололёд, морозы. Встречал муж, с шубой.Самолёты в Вильнюс не летят - заносы, билетов на "нормальный" поезд "Летува" не достать. Схватили последние в общий вагон Москва-Калининград. Повезло, вагон не переполнен, можно лечь на лавку. Поезд не отапливается, окна разбиты. Обмотаная одеялом и подвязанная проволокой под грудью проводница, всех "интересантов" волокла в тамбур и, подбрасывая в воздух угольную пыль из ящика, кричала охрипшим голосом что-то о "ё....й перестройке, ё....х шахтёрах, ё....м президенте". К утру стряхнул муж, наметённый на меня из щели окна сугробик, снег не таял. Пьяный солдатик, подсевший в пути и спавший в одних трусах на верхней полке, всё время сбрасывал с себя одно из проводнициных одеял, отмотанное ею из-под проволоки по доброте душевной. Одеяло на нём она с причитаниями поправляла, жалела, а он, вопреки законам природы, не замерзал. Ночью муж примкнул к революционной толпе, ищущей, "чтобы отп----ть", по вагонам бригадира поезда. Тот скрывался от обмороженного народа у машиниста.
К 8 утра чуть затопили, появилась с чёрным в бензиновых разводах чаем проводница. Муж попросил просто кипятка и на столик поставил, привезённый мною израильский кофе, черный шоколад и, привезенную им по случаю встречи, бутылочку грузинского вина. Через три минуты к нашему "купэ" стали стягиваться на запах "народные массы". Наше воссоединение с мужем прошло скомкано. Страх перед голодным народом продолжает во мне жить до сегодняшнего дня.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
