...знаете, я решил вести дневник, это решение мне далось не столь легко, как, может быть, многим незаурядным личностям, таким, как Франц Кафка или Поплавский, но все же, несмотря на это, я отважился и виной тому в большей степени Ваш дневник... Ваш бесподобный дневник, который можно перечитывать сутками или заглядывать в него невзначай ради какой-то пикантной подробности или мелкого замечания, детских размышлений о гниющей корове, или сакральных нотках отдохновения в самоотдавании, самоотречении, нет, больше даже самоистончении и самораскрытии читателю, грубому и невнимательному, норовящему поглотить все без разбора, без выдержки, такие хрупкие, нежные и щемящие порывы; не способному ухватить того целого, тех проносящихся как бы в замирании сердца мыслях о Гейме или смутных предчувствиях, навеянных Траклем, не ценимым того момента душевной близости, которую предлагают Ваши стихи, расточительным на глупые сквернословные похвалы...
дневник Поплавского показался мне ужасным, эти постоянные шатания-болтания, не весть из-за чего, из-за каких-то походов на выставки или в синема, или куда более помпезные и надушенные тщеславными юношескими выходками походы на пробу кисти... глубокомысленные, с его стороны(больше выдаваемые за какие-то открытия сверхчувственные) медитации, полеты духа вне тела... нет, в этом я нашел уныние и ученическую тоску, хотя в молодости и беспечной юности кому откажешь в чудачествах, думаю, мало найдется уж совершенных клириков, стоиков и аскетов духа, причем изощренного пагубного метафизического аскетизма без сношений с собой, даже с Богом, но и ему этого в полной мере не удалось, на мой взгляд...
больше мне импонируют, теперь об этом можно заявить с гордостью, если не со степенностью даже, дневниковые записки Кафки, хотя несколько печальные в своем зерне, не без доли кокетства по поводу своих асоциальных атавизмов; но больше всего покоряет, однако, его желание писать и быть не высказанным до конца, эта невысказанность внутренняя, ввиду обстоятельств гнетущих, но объективно непреодолимых(службы, моральных устоявшихся невротических ассоциациях и проч.), он покоряет внешне, моментами признания за мелочами каких-то необыкновенных сущностно неотделимых от самой жизни вещей, этот вещизм внутренний переходит во вне на события, лица и даже людей; описания его лиц особенно бывают оторваны от самих людей, к примеру, он описывает нос, складки, мышцы его обрамляющие, их движения и за всем этим манихейством человек остается, вроде как, на заднем плане, уступая носу или платку, или отрезанной бахроме от нижнего платья, юбки... я невольно думаю о Вас, Яда, когда припоминаю Ваши дневниковые записи, такие разретушированные, размаршированные, без дурацких деталей интерьера или того, что может твориться за окном, или за тем или иным готовым аскетически выверенным жестом отвлечения... Ваши дневники либо приторно кокетливые, либо горько-кислые с изюмами вдохновительной капризности маленькой прелестной и интеллектуально избалованной девочки... я думаю о Вас, когда Вы пишите, будто это происходило совсем близко, буквально за моим письменным столом, аккуратно склонив головку чуть на бочок, мечтательно поглядывая в окно, нет, этого совершенно не может, не могло быть, я уверяю себя и вновь думаю о Вас, о том, как Вы читаете Умберто Эко и его "историю уродств", или Арды... теперь не смогу вспомнить, всегда, когда припоминаю это место из вашего дневника, не могу припомнить этого упомянутого автора... про двух странных братьев, которые необычайно талантливы, издевались друг над другом в своих переписках и сумасшедших исканиях... там где-то посреди комнаты на столике лежит растерзанный гранат и растравленная хурма - вот видите, я совсем ничего не помню, и даже не могу передать ту обстановку правдиво, при которых это все думалось и потом писалось, если я начну уверять Вас, что безумно люблю Вас, вы мне не поверите, потому что если бы я действительно любил Вас, я бы обязательно мог процитировать Ваши стихи, а по силам ли мне это, даже если и так, то кто сможет, возможно, есть один человек, в нем я как раз не уверен, потому что больше удостоверен в лживости его побуждений, его строго очерченной позиции, без которой, по сути, он также не уверен во всем том, что бывает для него важно в тех обстоятельствах, когда речь заходит о любви - любит ли он, любил ли он, я бы на Вашем месте устроил ему маленький экзамен на предмет Ваших стихов, кощунственно ему не припомнить хотя бы одно целиком... ладно, эта моя страсть к маленьким разоблачительствам, она ни к чему нам сейчас...
мне кажется абсолютно нелепым порой обращение к Вам, потому как обращаюсь я только к Вам в последнее время, это истекшее безолаберное(Безобразовское) время, когда я шутил и дурачился над собой я в расчет не беру, я теперь с уверенностью могу сказать, что вырос из тех дней и оставил лишь непричастную гибельную тягу к Вам, одинокую и ничтожную, потому как Вы лишь укрепились в своем женском "Я", а я потерял в нем себя, не найдя, вернее, не почувствовав скрытой угрозы от него исходящего, забавлявшегося удалью находки и транжирившим музу, вынужденный делить её с горечью одиночества духовного, не раскрытой любви, запоздалой и отчаянной, пытающейся вернуть, заявить о своих правах, но низвергающуюся о скалы непроходимой повседневной скуки о том, что лишь чается каким-то неведомым полупустым кораблем, разрезающим пасть волнам времени, ужаса быть нелюбимым Вами, неоцененным Вами, тем более угнетаемым, чем более в правах на Вас вверяется ему непреложная воля...
я бы не хотел продолжать этого, потому что знаю, что и вас это положение огорчает и больше, наверно, раздражает ввиду такой обусловленной, ограниченной роли, как между двух еле различимых буйков парение дикой крачки, чайки - кричащей невыносимо пронзительно, но от крика не становящейся сколь более близкой Вам... сколь далек запах моря приносимого ветром на безлюдный пустынный пляж ночью, когда никто не отважится вздыхать по нему, дышать им полной грудью, одиночеством, не разделенной угасающей любовью, которая бьется о скалы с приносимыми ветром волнами порой отчаяния и глупой надежды... поэтому теперь я совсем не могу отгородиться от Вас и пишу Вам все, как есть...
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.