Кем ты, моя любимая, была, –
узнать я не успел. Решили где-то
там, наверху, что бога честь задета,
просматривая пухлые дела
моих грехов. И – рраз, меня – к ногтю.
А ты осталась, странное творенье
заморских навороченных кутюр,
восточного витого воскуренья,
в котором русский дух едва-едва
угадывался степенью надрыва
густых стихов. Царица баловства
и естества целительница, лживо
игравшая кокетку, ведьму, тварь,
но оказавшаяся сладкой лаской,
чуднОй, земной княжной-зеленоглазкой,
пополнившей мой разбитной словарь
И «лю», и «блю», и «у», и «ми», и «раю».
Что я писал, что я шептал? Что – мог?
Своей бедой твою дорогу к раю
не вымостить, чтоб не коснуться ног,
не замарать, не ранить, не обидеть?
И обижал, и ранил, и марал.
И знал, что каждый нежный твой эпитет,
как новый твой топаз или коралл,
был куплен мной, подарен мной, наполнен
моим желаньем, пОтом и – потОм –
твоим восторгом, ярко-алым ртом,
тугое О исторгнувшим из молний
и громов наших пасмурных ночей.
Кем ты была? Чьей ты была? Но я-то,
я был твоим, всецело и разъято.
Я был когда-то. А сейчас – ничей.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
