На свой берег...Amsterdam
- речь пойдет от первого лица, то есть это повествование, где лирический герой и автор максимально синергичны, хотя и не позволяют ставить между ними знак равенства; Об остальном возникают только версии на уровне предположения. Поэтический лексикон, в силу многоплановости использования слов и их значений, позволяет создавать настолько широкий диапазон сочетания несочетаемого, что иногда правильно оценить слабость речи и не спутать ее с окказионализмами и новаторскими подходами автора бывает сложно. Так, у авторов вода может трескаться, лед струиться, а снег группироваться в неформальные паблики во время метели. Но существует физика процессов, и как бы не была иносказательна литература, законы логики не мешают, а скорее, позволяют тоньше понять автора в его сказочном мире тропов и сравнений. Есть явления, а есть их отсутствия, но для фиксации этого отсутствия тоже нужны слова. И иногда, когда такое слово воспринимается инерционно, а не вдумчиво, возможно авторское смещение смыслов. Так получилось и здесь. Тишина — это отсутствие звуков. Если по физиологии — тишина, это отсутствие звукового раздражителя в зоне пребывания рецепиента. По эволюции — тишина, это отсутствие доступных для восприятия слухового аппарата человека волн, лежащих в пределах его восприятия. Тишины как таковой рядом просто и не может быть...Бьется пульс, человек дышит, совершает какие-то движения...Значит, он пытается уйти от того, чего нет. Ведь в преамбуле стихотворения читателя не посвещают в экспозицию текущего положения, а сразу говорят: "Уходим"... По аналогии, темнота — отсутствие света. Можно ли уйти от темноты. Из темноты, пожалуй, что и можно. Предлог "от" имеет значение (сравним, уйти от неприятности, от друга, от наказания) альтернативного варианта поведения, который помогает избежать конкретное явление или общение с человеком. Попытка понять как можно уйти от того, чего нет, подводит к следующей строке. Из нее читатель узнает, что то, что ему не удалось понять, лирический герой уже давно превратил в обыденность и сочетает этот уход с поисками своей страны в небе, "глотком вина и хлеба". В непосредственном выражении "как обычно прямо в небо" наречие "прямо" используется не как указатель естественности процесса, а скорее в смысле "сразу" (если, конечно ЛГ не является пассажиром корабля с вертикальным взлетом). Такой переход от несуществующего к небу немного улыбнул тем, что иногда выражение "на небесах" используется в коннотации для обозначения ушедших, большей частью скоропостижно. Но следующая строка убирает иронию и позволяет понять, что речь идет не о приземленности, а о высоких материях уровня исследований Штайнера, Блаватской, Рерихов и других гуру, считающих, что Земля для нас всего лишь временная гостиница, а настоящий наш дом — небо и еще выше, космос. После этого устремления автора вновь ловит в сети гравитация, потому что кроме своей "страны", в мире звуков, он надеется обрести глоток вина и хлеб. Детали желаний (вино, хлеб) по аналогии ассоциаций коллективного бессознательно сразу отсылают к обряду причастия в христианстве. Религиозная тема в купе с небесным происхождением, делает уход от тишины явлением, противоречащим основным постулатам о транзакции в область духовных сфер. Именно для такого медитативного путешествия и существует понятие глубочайшей тишины, как вовлеченности в свой мир, не тронутый посторонними звуками. И хотя в теософских рекомендациях христианства, где кровь и вино ассоциируются с кровью и телом христовым, молчаливая медитация как правило заменена вполне словесной молитвой, последующее развитие стихотворения говорит о том, что и этот путь лирическому герою не свойственен. Немного забегая вперед, автор еще вернется к библейским заповедям в проекции "суди/не суди" и предложит читателям заняться Делом. Говоря о знаках препинания в последних строчках первого катрена, показалось, что пропущена одна запятая, перед повторяющимся союзом "и", и это превращает строчку в смысловую единицу, лишенную стилистического благозвучия, поскольку глотка хлеба не существует. По правилам грамматики, знаки для соблюдения смысла должны оказаться в таких позициях: "...в поисках своей страны, и глотка вина, и хлеба". Тема космоса и земли продолжается во втором катрене. В первой строчке, имеющей несколько толкований, смысл которых трудно конкретно определить из контекста, речь идет о луне и сердце. Здесь тема неба и земли конкретизируется не столько анатомией и небесным атласом, сколько событиями и действиями, связывающими эти две важные для лирического героя ипостаси. В строке "бьются сердце и душа" и последующим за ним уточнением, не сразу понятно, в каком значении употреблен союз "и" - соединительном или разделительном. Ведь выражение можно понять как "сердце бьется с луной" в том значении, что эти двое — антагонисты. Можно понять эту строчку, как то, что они бьются по отдельности и каждому из них в этом мире важны детали. Уточнение о деталях продолжается рядом двух неполных омонимов, различающихся по родовому признаку ( средний род "вино", женский род "вина"). Видимо, автор, а с ним и лирический герой имели в виду, что умение различать детали , здесь физически звуки "о" и "а", имеющие настолько разную артикуляцию, что в эту разницу можно смело вместить несколько оперных репертуаров, и есть тот сакральный код, который позволяет обрести родину и причастие. Тема "вина" настойчиво повторяющаяся в первом и втором катренах, позволяет провести некоторую параллель с актом творчества, по сути своей являющимся неким ментальным маркером опьянения небом и фантазией. Но если в первом эпизоде вино являлось мерой желания и исканий героя, то во втором, это объект битвы сердца и Луны...Вместе или порознь, автор не уточнил. Так метафорическая кровь религиозного адепта становится объектом противоречий и почти битвы. Интересным по уровню решения божественной проблемы деталей является вывод автора, который говорит, что отличает вино от вины моральными законами. Здесь почему-то по уровню глобальности восприятия проблемы вспоминается известная цитата И.Канта о двух непостижимостях: небе над головой и внутреннем законе. Слово "мораль", после свободолюбивого и раскрепощенного отношения автора к банальным истинам, считающего себя ребенком неба, а не земли, немного сбивает накал возвышенной поэтики. Слово мораль здесь ощущается как чужое, живущее особняком, потому что поэзия, она путь и поиск, и в отличие от общих мест и истин, чаще всего благоволит как раз таки уходам от банальных оценок и толкований. Понятие морали без пояснений имеет размытую оболочку и воспринимать его только как нравственные принципы, не зная даже о каких из них идет речь, очень сложно. Кроме христианских реалий, в этом катрене мельком возникает и древнее "In vino veritas", а с ним "дыша духами и туманами", конечно блоковская "Незнакомка". Но, это проходит после чтения третьего куплета, где лирический герой настроен на метафизическое общение с нарисованным портретом. Автор не уточняет, чей это портрет, почему от его созерцания возникает трансцендентный момент постижения истины методом получения ответов "да" и "нет". Такой вариант общения с неодушевленным предметом продолжает линию мистическую, которая в общении с небом часто становится элементом внутреннего созвучия миру духов. Вспоминаются и спиритические сеансы конца 19 века, крутящиеся блюдца и вызывание духов в темной комнате. Где-то рядом и опыты таинственного проводника в мир исчезнувших — Моуди. Но после всего этого, тема дыма, связанная с курением, опускает читателя на приземленную и очень обыденную проблему пороков: винопития и курения. И читатель понимает, что автор скорее всего исследует не ментальные проекции земли/неба, а скорее, медицинские - как не потерять себя в мареве курящих и пьющих. И как вернуться, если потерялся... Как известно, коллективное бессознательное создает неделимые эгрегоры и братства любителей сильной привычки. И если ранее пребывание в ее проекции вредило только здоровью, и кругу ограниченных знакомством с курящим людей, то теперь эти массивы стали и более глобальны и менее предсказуемы в резонансах. И иногда итогом творчества может вполне себе стать не твоя точка зрения на мир, а временное пребывание в эгрегоре, спровоцированном употреблением никотина или вина. Такой подход к идентификации личности поэта приводит к тому, что автор начинает отражать элементы творчества, как явления самодостаточные и автономные. И вот уже, не человек пишет, а "рифма тянется к словам". Фраза построена таким образом, что кажется, процесс творчества течет себе параллельно сознанию автора и существует от него автономно, то есть, достаточно попасть на волну таких рифм, и ты уже поэт. В этом выводе автору нельзя отказать в прозорливости, потому что львиная доля стихов сегодня пишется не так как раньше: одиночество, единение, тишина, самоуглубленность...Мгновенный выход автора из-за кулис на сцену читателей, написал-опубликовал, превращает творчество в такой же обыденный процесс как покупка вещей в магазине, прогулка с собакой, чистка картошки. Из событий, где раньше вдохновение было тонкой нитью, связывающей одного автора с одной звездой, превратилось в массовое явление, где читатели стали более редкими, чем поэты. Внимательные читатели, те, кто читают как раньше, не из-за необходимости быть на плаву, а по зову. Итоговая фраза, как будто еще раз разграничивает две юдоли: земную и небесную. Где лирический герой из метафизика превращается в практика и переходит в стан активных действий. Здесь снова появляется мотив библейских истин из эпизода о страшном суде, который говорит, что "по делам узнаете их". Длительное пребывание в зоне ментальности большого числа людей, как это показал последний пандемический отпуск, превращает общество в очень латентный, инертный и неподвижный массив. Закон Яровой и пребывание в рутине спящего закона суверенного интернета держит общество в аквариуме полугодовых информационных копий цифрового общения... Каменные мешки городов, рабочая удаленка, запрет выхода в пространство, — все дальше отодвигают людей от земного, делая их частью виртуального мира, который с каждым днем все прочнее и громче заявляет о своей власти над миром обычных правил. В этом контексте призыв "делать Дело" звучит как один из наиболее действенных и значимых, для преодоления социальных тенет, порабощающих своих граждан имитацией социального развития. Так, стихотворение, начавшееся с метафизического ухода от тишины переросло из философской лирики в гражданскую. Что только подтверждает старинный тезис о том, что "поэт в России, больше чем поэт". И вот здесь, по канонам литературоведческого расклада, подытожив диалектику материала, способного объединить два жанровых вида в коротком произведении, можно было бы ставить точку, если бы не одна маленькая деталь, которая перечеркивает весь сделанный анализ как неудавшуюся попытку понять насколько "неисповедимы пути господни"... Дело в том, что это стихотворение написано по принципу "алаверды". Так бывает, когда встречаешь в сети автора, и его слова проникают в твой мир еще глубже, чем собственные. Они резонируют оттенками, цепляют смыслами и будят недосказанностями. Человек пишущий, имеющий в своем активе такой катализатор, естественно не пройдет мимо, а продолжит близкую и дорогую тему. Женское восприятие иногда граничит с припадками истерии, наделенность тонкой сенситивной структурой, почти обнаженной без кожи сутью, позволяет сокращать дистанцию между словом и мыслью, поэтому женская лирика зачастую просто выбивает силой эмоционального посыла. Мужчине для обретения такого влияния и воздействия необходимо годами оттачивать мастерство, а женщина, соберет хлам, добавит в слова соус стервы, инкрустирует ритмом несколько болезненных ситуаций, или замрет в своей глыбе тихой травой и внимание читателя, как в детстве машинка на веревочке, послушно идет за образами. Не буду называть автора, который побудил Нестора (так зовут автора разбираемого текста) к написанию "Ухожу от тишины", только дополню, что все вопросы, которые автор разбирал: уход от тишины, правда вина и вины, сигаретный мираж поэзии, война луны и сердца...Все это следует рассматривать с позиции первого резонатора. Как-то пробовала понять энергетический посыл российского обычия, еще времен царей. Когда в высшем обществе дама входила в комнату, кавалеры привставали или вовсе поднимались. И дело не только в политесе этикета, здесь работает система защиты личного эфирного пространства. Когда в комнате за столом беседуют мужчины, и вдруг появляется она, ровня по касте, сознание воленс/неволенс смещено в сторону движущегося объекта, это физиология. Но поскольку объект, носитель эмоциональной хварны, и будучи выше сидящих, он способен этой хварной снести поток эфирных волн, нарушив течение эфира, и сделать собеседников не автономными визави, а скорее уже участниками ее личного пространства. Привставая, они как бы защищали свое право оставаться в присутствии этой вечной женственности (силы из сил, дара и проклятья одновременно) самими собой. Стихотворение, написанное вслед прочитанному, чем-то напомнило мне эту старую русскую традицию. Как попытку выйти из захватившей чужой, хоть и близкой волны, на свой берег...
© Copyright: Кшесинская Деметра, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
