Картонные звери любвиВероятность ноль
Такие мысли появились в послевкусии стихотворения, посвященного внутренней войне, вырвавшейся по каналам ментального мира наружу, как это часто бывает с творчеством, где автор оставляет все недолюбленное, недоделанное, недовстреченное...И еще тысячи "недо". Они, как маяки желаний становятся фарватером его реальной жизни, но настоящая, желанная и тонкая, все-таки течет в словах и размерах, цезурах и метафорах. А между ними иногда прорывается совмещение с реальностью, которая когда-то стала предметом стихотворного самопрогнозирования. Написание стихов можно легко сравнить с фьючерсами на фондовой или товарной бирже. Поэт написал стихотворение, оставил в нем эссенцию чувства или желания, и когда тетрис матрицы уничтожил все лишние пустоты этажей, отобрал систему образов и подогнал детали, событие как на блюде пришло к автору и перестало быть творчеством. Такие явления и пугают, и радуют. Пугают, потому что, в алгоритмах волны можно написать такое, исполнение которого трудно назвать удачей. Ну а если, терпеливо, как вода на камень, бить в одну точку, то нет никакой преграды тому, что эта терпкая мечта не исполнится. В названии стихотворения несколько чувств и ощущений: ожидание окончания каких-то значимых событий. На это указывает эпитет "последний". Само слово можно толковать по-разному. Если не вкладывать в него трагический смысл, который веками накопился на лексеме, то выражение может восприниматься как часть объективной коннотации события. Последний, который уже произошел, последний на памяти, последний в этом году, последний со зверем. В этом почти бытовом и разговорном значении нет никакой трагедии или глубины, просто обозначение. Другое дело, когда речь идет о том, что после этого события или состояния наступает обрыв: отношений, времени, дороги...И в зависимости от объекта, это может быть как смерть, так и разлука. В таком ракурсе название приобретает уже другой смысл и приближает к уровню психологической драмы. Танец — это пластика тела, упорядоченного музыкой, это симбиоз и синтез двух, а то и больше, видов искусств. Иногда к музыке и хореографии примешивается литература (либретто), и тогда это выглядит как приручение пространства сильной эмоцией, исходящей из нескольких видов искусств. По силе психологического воздействия на зрителя, именно пластика более всех остальных видов творчества, воздействует на подсознание и то, что мы называем эмоциональным интеллектом. Если у поэтов создание образов опирается только на ментальность и фантазию, которая проецируется на внутренний опыт читателя, у музыкантов на внутренний слух и умение воспринимать гармонию мелодий, где реальность все-таки уже имеет инициацию, хотя бы в музыкальном инструменте и тех усилиях, которые предпринимает исполнитель, чтобы воспроизвести музыку. То в танце все существует в периоде "здесь и сейчас". Композиция, если это не импровизация, долго готовится, проходит многочисленные этапы совершенствования, интеграции тела с музыкой или словами. Здесь художником работает тело, которое во время исполнения, по принципу идеомоторики или звукоподражания, делает самого зрителя отчасти подвижным. В НЛП есть такое понятие, как подстройка, если взять восприятие танца, то "провалившийся" в чужое исполнение, уже почти танцует сам, так заразителен этот вид искусства. Из-за этой высокой вовлеченности человека к движениям и своему партнеру, именно танцы можно считать самым коротким путем для постижения человеческой сути. В танце нельзя скрыть характер, трудно обмануть, сложно выдать желаемое за действительное, потому что тело, обманывает гораздо реже, чем сознание, да и делать ему это просто труднее. Семантика слова "зверь" в названии стихотворения, после уже описанных деталей, предстает, как обозначение какого-то внутреннего конфликта, связанного с развитием антагонистических отношений. Удачно и созвучно в этом ключе звучит и вечное выражение о "внутреннем звере", как той части эго, которая живет на отличной от его носителя волне, и может быть как частью его внутреннего мира, так и альтер его, найденным среди собеседников, врагов и друзей. В сочетании все три слова "Последний танец со зверем" предупреждают читателя, что это рассказ о маленькой войне, которая имеет эстетические истоки и инициацию на поле искусства. После прочтения первых строк эта мысль подтверждается намерением лирической героини сделать зверя не только зависимым, но, и поверженным, не физически, скорее духовно. Детали магических ритуалов делают стихотворение мистическим и психологически нагруженным. Упоминание о стрелах, серебряных пулях и хрустальном шаре, говорит, что для лирической героини поединок — напоминает охоту. Если вспомнить второй смысл слова "охота", не связанный с поисками животной добычи, то синонимом этого значения может быть "сильное желание". Так уравнивая добычу на охоте и факт подчинения в любви, условно ставится знак равенства между подстреленным и убитым зверем и ритуалами брачного ложа. Образ зверя, описанный автором, несколько не соразмерен тем орудиям, которые для него приготовила лирическая героиня. Детализация того, что они с ним живут в разных мирах, основана на образе хрустального шара. И героиня рассматривает его именно оттуда. Считается, что этот артефакт позволяет проникнуть в прошлое и увидеть себя со стороны. Как знать, может быть в увиденном там ослабленном звере, героиня видит не кого-то из героев или персонажей ее жизни и истории, а саму себя. Иначе как объяснить тот факт, что у нее наготове и стрелы и пули, а мишень явно не проявляет никакого сопротивления, потому что в описании, она едва едва жива. Сравнения ее с остывшей свечой, усталостью на помосте палача, не позволяют видеть в звере активно сопротивляющееся начало. О том, что это суть не визави, а отражение внутреннего слепка лирической героини, говорит и приверженность автора к сравнениям, которые по родовому признаку тяготеют к женскому роду. И дело не только в морфологии (свеча, усталость — существительные женского рода). Свеча показана, как остывшая. Это интересное уточнение и необычная характеристика, потому что основное предназначение свети это не тепло, а свет. Тепло, которое идет от горящего источника — побочный эффект, параллельный. Хотя, в храмах, где этих свечей бывают и тысячи, наверное, побочка становится значимым явлением и может реально обогревать пространство. Проекции нави и яви отличаются у одного и того же человека им же созданным миром. Допустим, существует какой-то реальный объект, но для восприятия он может быть как полезным, так и вредным, дорогим и бесполезным. Так отношение к вещам и людям формирует свой личный мир. Есть вещи, сделанные своими руками, а есть люди, которых мы идеализируем или, наоборот, демонизируем, исходя из карты собственных предпочтений. И кажется, именно о таком персонаже и идет речь в стихотворении. Это зверь, который имеет эмоциональные одежды самой героини, то есть, это не объективный образ, который складывается при хронологии документальной съемки и бесстрастного повествования, а тот "воссозданный" из крови и плоти эмоций самой героини, хотя и являющийся самостоятельной личностью. Исходя из того, что стихотворение в рубрикаторе лежит в разделе "любовной лирики", эту маленькую, но болезненную войну можно смело назвать войной миров, нави и яви одного человека. Любовь — то чувство, та призма, которая из любой "объективности" за 2 две секунды может создать абсолютно противоположную объекту версию человека, события, слова. Любовь, это коррида, которая слепит ярким светом всегда ближних фар, не давая увидеть события такими, какие они есть, непредвзято. Именно она сильнее всех из чувств похожа на зверя, того, никогда и никем не прирученного, но требовательного и очень злопамятного. И война с этим зверем, никогда не кончается ни окончательной победой, ни сокрушительным поражением. Она идет всегда, и все чаще мимо сказок об эмпатии и милосердии. Метафора "бойницы глаз", тоже сначала показавшаяся неудачным образом, потому как бойницы это отверстия, а что может увидеть пустота, неплохо вписались в эту схему "литературная героиня" и "воссозданный ей зверь". Поскольку в теле человека два человека могут существовать только в виде сиамских близнецов и брачных исполнителей долга, то занять в нем место можно, только в этой пустоте, иначе говоря, в бойницах глаз. О том, что именно зрение становится почти стратегическим оружием в противостоянии, напоминают многочисленные фразеологизмы "глаз василиска", "дурной глаз", "испепелить взглядом" и многие другие. Выражение "жесткая ласка" в сочетании с требовательными "клыком" и "мехом", говорят о том, что речь идет как раз о той полифонии охоты, о которой было сказано в начале разбора. Если обратиться к звучному и краткому сленгу, то речь идет о любовной разборке, где отношения прекратились в силу каких-то внешних обстоятельств. Может быть речь идет о смене приоритетов, но по тону лирической героини, автору рецензии показалось, что в роли оставленного партнера выступает именно она. Незадолго до финального желания героини, речь идет о смерти зверя, появляется образ "красного цветка на груди". Это тоже многослойный, почти архитипический символ, играющий роль в стихотворении, некого символического амулета мести, цвета крови, крестов на скорой помощи, закатов и божьих коровок. Во всем стихотворении всего два цвета, а может, состояния — серебряный (пуля) и красный (помост палача, красный цветок). Такое скромное цветовое решение наводит на мысль о черно-белом контрастном восприятии действительности, которое бывает, когда сложные отношения обрываются на болезненной ноте. В любви вообще не бывает легких расставаний. Причина и следствие конфликта уютно расположилась в простой незамысловатой строке, но в ней столько горечи, обиды и боли, что она не останется незамеченной внимательным читателем. "И в ночь опять выходишь на тропу..." Отталкиваясь от названия стихотворения, становится ясно, что его образность нашла воплощение не в сюжете произведения, а в его сверхтексте, той эмоциональной невербальной составляющей, которая возникает от вовлеченности при внимательном чтении текста. Так захватывает танец, война и чужая разбитая любовь... Желание понять образность возникло из послетекстовых комментариев, где автора упрекнули в "картонном звере". Захотелось понять, почему ошибся комментатор, хотя если следовать логике обычных читателей, то он и правда выглядит картонным, потому что все привыкли видеть зверя на дыбах...Но тихий, затаившийся зверь еще страшнее проявленного, кто любил, это знает... © Copyright: Кшесинская Деметра, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
