Год в монастыре - окончание

Александр Владимирович Ларионов: литературный дневник


25 сентября
Как на старинного, покинутого друга
Смотрю я на тебя, забытая тетрадь!
Четыре месяца в томлении недуга
Не мог тебе я душу поверять.
За дерзкие слова, за ропот мой греховный
Господь достойно покарал меня:
Раз летом иноки на паперти церковной
Меня нашли с восходом дня
И в келью принесли. Я помню, что сначала
Болезнь меня безжалостно терзала.
То гвоздь несносный, муча по ночам,
В моём мозгу пылавшем шевелился,
То мне казалось, что какой-то храм
С колоннами ко мне на грудь валился;
И горем я, и жаждой был томим.
Потом утихла боль, прошли порывы горя,
И я безгласен, недвижим
Лежал на дне неведомого моря.
Среди туманной, вечной мглы
Я видел только волн движенье,
И были волны те так мягки и теплы,
Так нежило меня прикосновенье
Их тонких струй. Особенно одна
Была хорошая, горячая волна.
Я ждал её. Я часто издалёка
Следил, как шла она высокою стеной,
И разбивалась надо мной,
И в кровь мою вливалася глубоко.
Нередко пробуждался я от сна,
И жутко было мне, и ночь была черна;
Тогда, невольным страхом полный,
Спешил я вновь забыться сном,
И снова я лежал на дне морском,
И снова вкруг меня катились волны, волны…
Однажды я проснулся, и ясней
Во мне явилося сознанье,
Что я ещё живу среди людей
И обречён на прежнее страданье.
Какой тоской заныла грудь,
Как показался мне ужасен мир холодный,
И жадным взором я искал чего-нибудь,
Чтоб прекратить мой век бесплодный…
Вдруг образ матери передо мной предстал,
Давно забытый образ. В колыбели
Меня, казалось, чьи-то руки грели,
И чей-то голос тихо напевал:


«Дитя моё, с тех пор как в гробе тесном
Навек меня зарыли под землёй,
Моя душа, живя в краю небесном,
Незримая, везде была с тобой.


Слепая ль страсть твой разум омрачала,
Обида ли терзала в тишине,
Я знала всё, я всё тебе прощала,
Я плакала с тобой наедине.


Когда ж к тебе толпой неслися грёзы
И мир дремал, в раздумье погружён,
Я с глаз твоих свевала молча слёзы
И тихо улыбалася сквозь сон.


И в этот час одна я видеть смела,
Как сердце разрывается твоё…
Но я сама любила и терпела,
Сама жила, - терпи, дитя моё!»


И я терплю и вяну. Дни, недели
Гурьбою скучной пролетели.


Умру ли я, иль нет, - мне всё равно.
Желанья тонут в мертвенном покое.
И равнодушие тупое
В груди осталося одно.


20 октября
Сейчас меня игумен посетил
И объявил мне с видом снисхожденья,
Что я болезнью грех свой искупил
И рясофорного достоин постриженья,
Что если я произнесу обет,
Мне в мир возврата больше нет.
Он дал мне две недели срока,
Чтоб укрепиться телом и умом,
Чтобы молитвой и постом
Очиститься от скверны и порока.
Не зная, что сказать, в тоске потупя взор,
Я молча выслушал нежданный приговор,
И, настоятеля приняв благословенье,
Шатаясь, проводил до сада я его…
В саду всё было пусто и мертво.
Всё было прах и разрушенье.
Лежал везде туман густою пеленой.
Я долго взором, полным муки,
Смотрел на тополь бедный мой.
Как бы молящие, беспомощные руки,
Он к небу ветви голые простёр,
И листья жёлтые всю землю покрывали -
Символ забвенья и печали,
Рукою смерти вытканный ковёр!


6 ноября
Последний день свободы, колебанья
Уж занялся над тусклою землёй,
В последний раз любви воспоминанья
Насмешливо прощаются со мной.


А завтра я дрожащими устами
Произнесу монашества обет.
Я в Божий храм, сияющий огнями,
Войду босой и рубищем одет.


И над душой, как в гробе мирно спящей,
Волной неслышной время протечёт,
И к смерти той, суровой, настоящей,
Не будет мне заметен переход.


По тёмной, узкой лестнице шагая,
С трудом спускался я… Но близок день:
Я встрепенусь и, посох свой роняя,
Сойду одну последнюю ступень.


Засни же, сердце! Молодости милой
Не поминай! Окончена борьба…
О Господи, теперь прости, помилуй
Мятежного, безумного раба!


В тот же день вечером
Она меня зовёт! Как с неба гром нежданный
Среди холодного и пасмурного дня,
Пять строк её письма упали на меня…
Что это? Бред иль сон
несбыточный и странный?
Пять строк всего… но сотни умных книг
Сказали б меньше мне. В груди воскресла сила,
И радость страшная, безумная на миг
Всего меня зажгла и охватила!
О да, безумец я! Что ждёт меня? Позор!
Не в силах я обдумывать решенья:
Ей жизнь моя нужна, к чему же размышленья?
Когда уйдёт вся братия в собор,
Я накануне постриженья
Отсюда убегу, как вор,
Погоню слышащий, дрожащий под ударом…
А завтра иноки начнут меня судить,
И будет важно им игумен говорить:
«Да, вы его чуждалися недаром!
Как хищный волк он вторгся к нам,
В обитель праведную Божью;
Своей кощунственною ложью
Он осквернил Господний храм!»
Нет, верьте: не лгала душа моя больная,
Я оставляю здесь правдивый мой дневник,
И, может быть, хотя мой грех велик,
Меня простите вы, его читая.
А там что ждёт меня? Собранье палачей,
Ненужные слова, невольные ошибки,
Врагов коварные улыбки
И шутки плоские друзей.
Довольно неудач и прежде рок суровый
Мне сеял на пути: смешон я в их глазах;
Теперь у них предлог насмешки новый:
Я - неудавшийся монах!
А ты, что скажешь ты, родная, дорогая?
Ты засмеёшься ли, заплачешь надо мной,
Или, по-прежнему, терзая,
Окутаешь себя корою ледяной?
Быть может, вспомнишь ты
о счастье позабытом,
И жалость робким, трепетным лучом
Проснётся в сердце молодом…
Нет, в этом сердце, для меня закрытом,
Не шевельнется ничего…
Но жизнь моя нужна, разгадка в этом слове -
Возьми ж её с последней каплей крови,
С последним стоном сердца моего!
Как вольный мученик иду я на мученье,
Тернистый путь не здесь, а там:
Там ждёт меня иное отреченье,
Там ждёт меня иной, бездушный храм!
Прощай же, тихая, смиренная обитель!
По миру странствуя, тоскуя и любя,
Преступный твой беглец,
твой мимолётный житель
Не раз благословит, как родину, тебя!
Прощай, убогая, оплаканная келья,
Где год тому назад с надеждою такой
Справлял я праздник новоселья,
Где думал отдохнуть усталою душой!
Хотелось бы сказать ещё мне много, много
Того, что душу жгло сомненьем и тревогой,
Что в этот вечно памятный мне год
Обдумал я в тиши уединенья…
Но некогда писать, мне дороги мгновенья:
Скорее в путь! Она меня зовёт!


1883



Другие статьи в литературном дневнике: