Доброго вечера (или дня, утра, ночи) всем заглянувшим сюда. Сегодня я начинаю публикацию, на мой взгляд, замечательного произведения Алексея Апухтина "Год в монастыре". Всем, кто не знаком, рекомендую. Это квинтэссенция человеческих чувств - любовь, отчаяние, отрешённость, безысходность, тоска, вера, надежда, готовность к самопожертвованию ради любимого человека... К тому же это настолько мастерски написано, что читается легко, на одном дыхании.
Итак, начинаем.
Год в монастыре
(Отрывки из дневника)
Посвящение к «Году в монастыре»
О, возврати мне вновь огонь, и вдохновенье,
И светлую любовь недавней старины,
И наших первых встреч счастливое волненье,
И красотой твоей навеянные сны!
Останови на мне чарующие взоры,
Когда-то ласково встречавшие мой стих,
Дай мне услышать вновь былые разговоры,
Доверчивый рассказ надежд и дум твоих.
Опять настрою я ослабленную лиру,
Опять я жить начну, не мучась, но любя,
И пусть погибну я - но на прощанье миру
Хочу я бросить песнь, достойную тебя.
1883
15 ноября
О, наконец! Из вражеского стана
Я убежал, израненный боец…
Из мира лжи, измены и обмана
Полуживой я спасся наконец!
В моей душе ни злобы нет, ни мщенья,
На подвиги и жертвы я готов…
Обитель мира, смерти и забвенья,
Прими меня под твой смиренный кров!
16 ноября
Игумен призывал меня. Он важен,
Но обходителен; радушно заявил,
Что я к монастырю уж «приукажен»,
И камилавкою меня благословил.
Затем сказал: «Ты будешь в послушаньи
У старца Михаила. Он стоит
Как некий столб меж нас, им наш украшен скит,
И он у всех в великом почитаньи.
Все помыслы ему ты должен открывать
И исполнять безропотно веленья,
Да снизойдёт к тебе Господня благодать
И да обрящешь путь спасенья!»
Итак, свершилось: я монах!
И в первый раз в своей одежде новой
Ко всенощной пошёл. В ребяческих мечтах
Мне так пленительно звучало это слово,
И раем монастырь казался мне тогда.
Потом я в омут жизни окунулся
И веру потерял… Но вот прошли года, -
И к детским грёзам снова я вернулся.
1 декабря
Уж две недели я живу в монастыре
Среди молчания и тишины глубокой.
Наш монастырь построен на горе
И обнесён оградою высокой.
Из башни летом вид чудесный, говорят,
На дальние леса, озёра и селенья;
Меж кельями разбросанными - сад,
Где множество цветов и редкие растенья
(Цветами монастырь наш славился давно).
Весной в нём рай земной, но ныне
Глубоким снегом всё занесено,
Всё кажется мне белою пустыней,
И только куполы церквей
Сверкают золотом над ней.
Направо от ворот, вблизи собора,
Из-за дерев едва видна,
Моя ютится келья в два окна.
Приманки мало в ней для суетного взора:
Дощатая кровать, покрытая ковром,
Два стула кожаных, меж окон стол дубовый
И полка книг церковных над столом;
В киоте лик Христа, на Нём венец терновый.
Жизнь монастырская без бурь и без страстей
Мне кажется каким-то сном беспечным.
Не слышу светских фраз, затверженных речей
С их вечной ложью и злословьем вечным,
Не вижу пошлых, злобных лиц…
Одно смущает: недостаток веры,
Но Бог поможет мне; Его любви нет меры
И милосердью нет границ!
Проснувшись, каждый день я к старцу Михаилу
Иду на послушанье в скит.
Ему на вид лет сто, он ходит через силу,
Но взор его сверкает и горит
Глубокой, крепкой верой в Бога
И в душу смотрит пристально и строго.
Вчера сказал он с гневом мне,
Что одержим я духом своеволья
И гордости, подобно сатане;
Потом повёл меня в подполье
И показал мне гроб, в котором тридцать лет
Спит, как мертвец, он, саваном одет,
Готовясь к жизни бесконечной…
Я с умилением и горестью сердечной
Смотрел на этот одр унынья и борьбы.
Но старец спит в нём только летом;
Теперь в гробу суровом этом
Хранятся овощи, картофель и грибы.
10 декабря
День знаменательный, и как бы я его
Мог описать, когда бы был поэтом!
По приказанью старца моего
Поехал я рубить дрова с рассветом
В сосновый бор. Я помню, в первый раз
Я проезжал его, томим тяжёлой думой;
Октябрьский серый вечер гас,
И лес казался мне могилою угрюмой:
Так был тогда он мрачен и уныл!
Теперь блеснул он мне красою небывалой.
В восторге, как ребёнок малый,
Я вежды широко раскрыл.
Покрыта парчевым блестящим одеяньем,
Стояла предо мной гигантская сосна;
Кругом глубокая такая тишина,
Что нарушать её боялся я дыханьем.
Деревья стройные, как небеса светлы,
Вели, казалось, в глубь серебряного сада,
И хлопья снежные, пушисты, тяжелы,
Повисли на ветвях, как гроздья винограда.
И долго я стоял без мыслей и без слов…
Когда же топора впервые звук раздался,
Весь лес заговорил, затопал, засмеялся
Как бы от тысячи невидимых шагов.
А щёки мне щипал мороз сердитый,
И я рубил, рубил, один в глуши лесной…
К полудню возвратился я домой
Усталый, инеем покрытый.
О, никогда, мои друзья,
Так не был весел и доволен я
На ваших сходках монотонных
И на цинических пирах,
На ваших раутах игриво-похоронных,
На ваших скучных пикниках!
12 декабря
Неверие моё меня томит и мучит,
Я слепо верить не могу.
Пусть разум веры враг и нас лукаво учит,
Но нехотя внимаю я врагу.
Увы, заблудшая овца я в Божьем стаде…
Наш ризничий - известный Варлаам -
Читал сегодня проповедь об аде.
Подробно, радостно, как будто видел сам,
Описывал, что делается там:
И стоны грешников, молящих о пощаде,
И совести, и глаз, и рук, и ног
Разнообразные страданья…
Я заглушить в душе не мог негодованья.
Ужели правосудный Бог
За краткий миг грехопаденья
Нас мукой вечною казнит?
И вечером побрёл я в скит,
Чтоб эти мысли и сомненья
Поведать старцу. Старец Михаил
Отчасти только мне сомненья разрешил.
Он мне сказал, что, верно, с колыбели
Во мне все мысли грешные живут,
Что я смердящий пёс и дьявольский сосуд…
Да, помыслы мои успеха не имели!
20 декабря
Увы! меня открыли! Пишет брат,
Что всюду о моём побеге говорят,
Что все смеются до упаду,
Что басней города я стал, к стыду друзей,
И просит прекратить скорей
Мою, как говорит он, «ескападу».
Я басня города! Не всё ли мне равно?
В далёкой, ранней юности, бывало,
Боялся я того, что может быть смешно,
Но это чувство скоро миновало.
Теперь, когда с людьми все связи порваны,
Как сами мне они и жалки, и смешны!
Мне дела нет до мненья света,
Но мнение одно хотел бы я узнать…
Что говорит она? Впервые слово это
Я заношу в заветную тетрадь…
Её не назвал я… но что-то
Кольнуло сердце, как ножом.
Ужель ничем, ничем: ни трудною работой,
Ни долгою молитвой, ни постом
Из сердца вырвать не придётся
Воспоминаний роковых?
Оно, как прежде, ими бьётся,
Они и в снах, и в помыслах моих,
Смешно же лгать перед самим собою…
Но этих помыслов я старцу не открою!
24 декабря
Восторженный канон Дамаскина
У всенощной сегодня пели,
И умилением душа была полна,
И чудные слова мне душу разогрели.
«Владыка в древности чудесно спас народ…»
О верю, верю. Он и в наши дни придёт
И чудеса свершит другие.
О Боже! не народ - последний из людей
Зовёт Тебя, тоскою смертной полный…
В моей душе бушуют также волны
Воспоминаний и страстей.
Он волны осушил морские.
О, осуши же их своей могучей дланью!
Как солнцем освети греховных мыслей тьму…
О, снизойди к ничтожному созданью!
О, помоги неверью моему!
31 декабря
На монастырской башне полночь бьёт,
И в бездну падает тяжёлый, грустный год.
Я с ним простился тихо, хладнокровно,
Один в своём углу: всё спит в монастыре.
У нас и службы нет церковной,
Здесь Новый год встречают в сентябре.
В миру, бывало, я, в гостиной шумной стоя,
Вёл тихий разговор с судьбой наедине.
Молил я счастия, - теперь молю покоя…
Чего ещё желать, к чему стремиться мне?
А год тому назад… Мы были вместе с нею,
Как будущее нам казалося светло,
Как сердце жгла она улыбкою своею,
Как платье белое к ней шло!
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
