Этвуд выворачивает души наизнанку с"Присутствие мужчины предполагает, чт; он способен совершить по отношению к тебе. Напротив, присутствие женщины… определяет, что может или не может быть совершено по отношению к ней." Джон Бёрджер. Искусство видеть
"Обычно ее статьи о фальшивых трендах хвалили не меньше, чем о трендах существующих. Даже редакторы «велись», а если и нет, то все равно хвалили, хоть немного, но веря, что рассуждения Ренни в результате подтвердятся — пусть и по прошествии времени. Ведь когда она не сочиняет, то бывает по-настоящему прозорлива: порой кажется, что она способна предвидеть будущее. «Если бы я могла предвидеть, — сказала как-то Ренни одному из коллег (мужчине, который периодически повторял, что они должны как-нибудь пойти выпить), — думаешь, я б стала тратить время на такую хрень? Цвет губной помады, длина юбок, высота каблуков, пластиковые и позолоченные побрякушки, которые они нацепляют? Я предвижу настоящее, вот и все. Внешнее. Ничего особенного». Ренни стала большим экспертом по внешнему, когда впервые выбралась из Гризвольда. («Получив университетскую стипендию; единственным пристойным вариантом уехать из Гризвольда для молодой одинокой женщины, — говаривала она, — был нырнуть в омут головой».) Внешнее определяло, серьезно ли к вам будут относиться; в частности, то, что считалось непреложным дома, более-менее всегда оказывалось нелепым в остальном мире. К примеру, в Гризвольде все были ярыми приверженцами одежды из полиэстера. Поначалу она смотрела, чтобы подражать. Потом — чтобы не подражать. А потом — просто смотрела. Когда профессора-марксисты в колледже или ярые феминистки жестко критиковали фривольность ее специализации, она парировала их нападки цитатой из Оскара Уайльда, мол, только поверхностные люди не заботятся о своей внешности. И тут же со всем тактом предлагала внести в их гардероб определенные изменения, которые значительно улучшат их внешность. Как правило, ее визави были тщеславны и соглашались: никому не хотелось прослыть безвкусным. Большинство ее знакомых считали, что Ренни далеко обогнала прочих модных обозревателей; она же полагала, что находится в сторонке. Ей так больше нравилось; она замечала типичную позу ведущих и знаменитостей, что в журнальных фотосессиях, что на рекламных снимках, особенно на сцене. Заискивающая улыбка в 32 зуба, руки в распахнутом жесте, мол, смотрите, мне скрывать нечего, голова откинута назад, горло обнажено, подставлено под нож — предлагают себя, выставляют напоказ. Ренни нисколько им не завидовала. На самом деле ей было за них неловко — за это их неистовое желание, отчаяние — именно так, отчаяние, — даже на гребне успеха. Ради него они были готовы на все: раздеться догола, если другое не сработает, встать на голову, — что угодно в безумной гонке за вниманием. Она предпочитала писать о таких людях, чем оказаться одной из тех, о ком пишут."
Он заметил, что она на него смотрит. Ренни тут же отвела взгляд, но он поднимается и направляется к ней. Подошел, уперся ладонями в стол и глядит на нее сверху вниз. Вблизи он похож на латиноамериканца. «Еще этого не хватало», — думает Ренни. Она решила, что он собирается ее склеить, а деваться ей некуда, она зажата между столом и стеной. Она ждет улыбки, какого-то предложения, но напрасно, он лишь хмуро глядит на нее, словно силясь прочитать ее мысли или произвести впечатление; наконец она говорит: — Я не одна. — Ты вчера прилетела? — спрашивает он. — Да. — Ты писательница? — Ренни думает, откуда он знает, — но он знает и на самом деле не ждет от нее ответа: — Мы тебя не звали. Ренни слышала, что на Карибах ухудшилось отношение к туристам, но так явно неприязни еще никто не выражал. Она не знает, что сказать. — Останешься здесь, только хуже будет, — продолжает он. Возвращается Пол, неся два бокала с какой-то коричневой жидкостью. — Недавно из армии, — говорит он, ставя бокалы на стол. — Что ему надо? — Я не знаю, — говорит Ренни. — Спросите у него. Но мужчина стремительно удаляется, слегка прихрамывая из-за неровностей. — Что он вам сказал? — спрашивает Пол. Ренни рассказала. — Может быть, я оскорбила чью-то веру, — говорит она. — Это не вера, а политика, — говорит Пол. — Впрочем, здесь это более-менее одно и то же. — «Принц Мира» — политика? — говорит Ренни. — Да ладно. — Ну его и правда зовут Принц, а ваш новый знакомец — Марсдон — руководитель его предвыборной кампании, — говорит Пол, по всей видимости, не замечая в этом ничего странного. — Они — коммунисты местного разлива, поэтому используют слово «мир», на всякий случай. Ренни отпивает глоток коричневой жидкости. — Это что? — спрашивает она. — Понятия не имею, — говорит Пол. — Но это здесь единственный вариант. — Он откинулся на спинку и смотрит не на нее, а в пространство. — У них сейчас выборы, первые после ухода британцев, — говорит он. — Сегодня днем будут речи, от всех трех партий, одна за другой. Принц, доктор Пескарь, во-он там его угол. Потом выступит министр юстиции. Он представляет Эллиса, который никогда не выходит из дома. Одни говорят — это потому, что он вечно пьян; а другие — потому, что он мертв уже лет двадцать, просто никто еще этого не понял. — Доктор Пескарь? — говорит Ренни, вспомнив мужчину из самолета. Вряд ли тут может быть совпадение. — Да, рыбка такая, — ухмыльнулся Пол. — Тут в ходу образы, безграмотность высокая. К этому моменту уже повсюду вздымаются лозунги: «ЭЛЛИС — КОРОЛЬ» и «РЫБЕ — ЖИТЬ». Все какое-то самодельное. Как в колледже на студенческих выборах. — Будут беспорядки? — Хотите сказать, есть ли опасность? — говорит Пол. — Да, беспорядки будут. И — нет, вам ничто не угрожает. Вы туристка, вы исключение. Вот сквозь толпу медленно прокладывает путь грузовик; в кузове стоит мужчина в белой рубашке и зеркальных солнечных очках и рявкает на толпу в мегафон. Ренни не понимает ни слова. С двух сторон его прикрывают еще двое с плакатами, на которых красуются большие черные короны: «ЭЛЛИС — КОРОЛЬ»." "- Я так понимаю, вы приказываете мне не писать о том, что со мной произошло, -говорит она. ...-В отпуск летали ? - спрашивает он.
© Copyright: Валя Некрасова, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
