Антон Антонович Дельвиг

Валерий Пивоваров 2: литературный дневник

Антон Дельвиг (1798—1831)


Антон Антонович Дельвиг родился в 1798 г. в Москве; его отец, генерал-майор, происходил из обедневшего и обрусев­шего (будущий поэт даже не знал в детстве немецкого язы­ка) рода прибалтийско-немецких (остзейских) баронов. В 1811 г. Дельвиг поступил в Царскосельский лицей, где об­рел себе друзей на всю жизнь, одним из них был А. С. Пушкин.


Любимейшим поэтом Дельвига-лицеиста был Державин. «Небесных песен похититель» своей жизнью и поэзией во­площал для него идеал поэта: «На сильных он метал перу­ны и добродетель прославлял» («К поэту-математику»). В ранних стихах Дельвига чувствуется также воздействие сентиментально-песенной поэзии конца XVIII века. Но зна­чительнее всего в конце лицейского периода, по-видимому, было влияние поэзии Батюшкова (а также увлечение древнеримским поэтом Горацием; горацианский дух присущ и поэзии Батюшкова), сказавшееся в целом ряде стихотво­рений Дельвига этого времени — в общем эпикурейском тоне, в родстве художественных идей и образов, в их размере: «Тихая жизнь», «Бедный Дельвиг», «Застольная песнь», «Ди­фирамб» и т. д. Знакомство Дельвига с поэтическими дек­ларациями Карамзина и Батюшкова, где говорилось о воз­вышенной судьбе поэта, о его высокой миссии, произвело на юношу глубокое впечатление. Тема призвания поэта стала одной из ведущих в его творчестве, он постоянно обращает­ся к ней в целом ряде произведений — «К А. С. Пушкину», «Элизиум поэтов», «Пушкину», «На смерть Державина». Уже в этих ранних стихах поэт предстает как песнопевец и про­рок, способный предвидеть будущее:


Судьбой открыта


Грядущих дней


Ему завеса...


Но эта двойная способность не безусловна — дар поэзии и провидения истины требует от поэта верности своему ге­нию, смелости следовать за ним, душевной чистоты. Тот кто почувствовал в себе огонь поэзии, не должен искушаться славой — ни военной, ни гражданской, ибо ему в удел дана слава более громкая и мудрость более глубокая:


...Паллада туманное облако


Рассевает от взоров — и в юности


Он уж видит священную истину


И пророк, исподлобья взирающий!


(«Пушкину»)



Позднее эти первоначальные представления получили в творчестве и в жизни Дельвига еще более определенное и цельное выражение («Поэт», 1820, «Вдохновение», 1822). В 1819 г. Дельвиг был принят в Вольное общество любите­лей российской словесности, а через год произведен в дей­ствительные члены Общества и избран членом цензурного комитета. В этот период определились его литературные взгляды, сфера собственных поэтических интересов. Среди молодежи, вошедшей в состав Общества в 1819—1824 гг., Дельвиг и Кюхельбекер были самыми опытными в поэти­ческом мастерстве и самыми искушенными в вопросах ис­тории поэзии и эстетической мысли, и оба они по праву заняли ведущее положение среди молодых членов Обще­ства, в числе которых были П. А. Плетнев, Е. А. Баратынский, Н. М. Коншин, В. И. Туманский, К. Ф. Рылеев, А. А. Бестужев, а позднее А. С. Грибоедов и Н. М. Языков. Именно здесь начал складываться круг будущих участников альманаха Дельвига «Северные цветы».


По замыслу Дельвига, «Северные цветы» должны были стать — и стали — ежегодным собранием всего лучшего, что создавалось в русской поэзии в течение года. В первой книжке альманаха наряду с прочими произведениями были поме­щены три переведенные Гнедичем греческие народные песни, сербские песни из сборника Вука Караджича, переве­денные Востоковым, целый ряд переводов из греческой ан­тологии; к ним тесно примыкают «Песнь о вещем Олеге» Пушкина, «русские песни» и идиллия «Купальницы», при­надлежащие перу самого издателя — Дельвига.


Таким образом, в альманахе нашла отражение важнейшая художественная проблема поэзии того времени — проблема народности, национальной поэзии. Она представлена не в теоретическом, эстетическо-философском плане, а как целый ряд конкретных высокохудожественных образцов культу­ры трех народов — греков, сербов и русских.


В 1820-е гг. в русской литературе Дельвиг был одним из немногих литераторов, понимавших, что постижение объективного метода изображения действительности явля­ется первоочередной задачей, стоящей перед современной русской литературой, что присущий романтизму субъектив­ный метод сужает возможности литературы. Свои крити­ческие, литературоведческие и теоретические статьи Дельвиг печатал в «Литературной газете», редактором которой он также был. По свидетельству современников, Дельвиг обладал тонким литературным вкусом, особым музыкаль­но-лирическим чувством или видением. Его идиллии на ан­тичные темы (жанр, занимавший значительное место в твор­честве Дельвига) Пушкин считал удивительными: «чутье изящного» позволило Дельвигу «угадать» в этих произве­дениях сущность античной поэзии — «эту роскошь, эту негу, эту прелесть, более отрицательную, чем положительную, которая не допускает ничего напряженного в чувствах; тон­кого, запутанного в мыслях; лишнего, неестественного в описаниях». Кроме идиллий Дельвиг разрабатывал жанр элегии и сонета; многие же его «подражания простонарод­ным русским песням» превратились в романсы, положен­ные на музыку М. И. Глинкой и А. А. Алябьевым.


Сверстник и друг Пушкина, поэт и литератор Антон Ан­тонович Дельвиг был одним из виднейших деятелей куль­туры 1820-х гг. Его творчество дает основание говорить о нем как об интересной и своеобразной поэтической индиви­дуальности. Но его значение в современной ему литератур­ной жизни шире: начиная с 1824 г. он неизменно выступает как объединитель литературных сил, как организатор и из­датель, как признанный и авторитетный судья поэтических талантов, как литератор с самостоятельными и ясными воззрениями на искусство.


ЛУНА


Я вечером с трубкой сидел у окна;
Печально глядела в окошко луна;


Я слышал: потоки шумели вдали;
Я видел: на холмы туманы легли.


В душе замутилось, я дико вздрогнул:
Я прошлое живо душой вспомянул!


В серебряном блеске вечерних лучей
Явилась мне Лила, веселье очей.


Как прежде, шепнула коварная мне:
«Быть вечно твоею клянуся луне».


Как прежде, за тучи луна уплыла,
И нас разлучила неверная мгла.


Из трубки я выдул сгоревший табак.
Вздохнул и на брови надвинул колпак.
1821 или 1822



ЛЮБОВЬ


Что есть любовь? Несвязный сон.
Сцепление очарований!
И ты в объятиях мечтаний
То издаешь унылый стон,


То дремлешь в сладком упоенье,
Кидаешь руки за мечтой
И оставляешь сновиденье
С больной, тяжелой головой.
<Между 1814-1817>



МАЛОРОССИЙСКАЯ ПЕСНЯ


Я ль от старого бежала,
В полночь травы собирала,
Травы с росами мешала,
Все о воле чаровала.
Птичке волю, сердцу волю!
Скоро ль буду я вдовою?..
Дайте, дайте погуляю,
Как та рыбка по Дунаю,
Как та рыбка с окунями,
Я, молодка, с молодцами,
Как та рыбка со плотвою,
Я с прилукой-красотою!
1829


МОИ ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА


Дитятей часто я сердился,
Игрушки, няньку бил;
Еще весь гнев не проходил,
Как я стыдился.


Того уж нет! и я влюбился,
Томленьем грудь полна!
Бывало, взглянет лишь Она —
И я стыдился.


Того уж нет! вот я женился
На ветреной вдове;
Гляжу — рога на голове!
Я застыдился.


Того уж нет! теперь явился
В собранье с париком.
Что ж?— громкий смех над стариком.
Тут я взбесился.
Между 1814 и 1817




МОЯ ХИЖИНА


Когда я в хижине моей
Согрет под стеганым халатом
Не только графов и князей -
Султана не признаю братом!
Гляжу с улыбкою в окно:
Вот мой ручей, мои посевы,
Из гроздий брызжет тут вино,
Там птиц домашних полны хлевы,
В воде глядится тучный вол,
Подруг протяжно призывая,-
Все это в праздничный мой стол
Жена украсит молодая.


А вы, моих беспечных лет,
Товарищи в весельи, в горе,
Когда я просто был поэт
И света не пускался в море -
Хоть на груди теперь иной
Считает ордена от скуки,
Усядьтесь без чинов со мной,
К бокалам протяните руки,
Старинны песни запоем,
Украдем крылья у веселья,
Поговорим о том, о сем,
Красноречивые с похмелья!


Признайтесь, что блажен поэт
В своем родительском владенье!
Хоть на ландкарте не найдет
Под градусами в протяженье
Там свой овин, здесь огород,
В ряду с Афинами иль Спартой,
Зато никто их не возьмет
Счастливо выдернутой картой.
1818



Другие статьи в литературном дневнике: