Юрий Мандельштам.

Михаил Юсин: литературный дневник

Война! Летят аэропланы,
Смертельной тяжестью нагружены.
Кровавый груз выносят океаны
На гребне каждой гибельной волны.
Незыблемая попрана граница
Несчетными подошвами сапог.
В руках врага изнемогла столица . . .
Но с нами Бог. Но с нами всюду Бог!
ЮРИЙ МАНДЕЛЬШТАМ
(8 октября 1908 — 18 октября 1943) - поэт и литературный критик, представитель «первой волны» эмиграции.
В 1920 году вместе с родителями эмигрировал из России. Окончил в Париже русскую гимназию и филологический факультет Сорбонны. Входил в литературную группу «Перекресток», посещал «воскресенья» Мережковских, заседания «Зеленой лампы». В 1929 году дебютировал в первом «Сборнике стихов» парижского «Союза молодых поэтов и писателей». В 1935 г. женился на Людмиле Игоревне Стравинской (1908—1938), дочери композитора.
Жил в Париже на улице Шардон-Лагаш, на первом этаже восьмиэтажного дома. 9 марта 1942 года полицейские пришли к нему домой, a он находился в гостях у друга - поэта Игоря Воинова, жившего двумя этажами выше. Полицейские оставили записку с требованием явиться в гестапо. Вместо того, чтобы сразу же бежать, Юрий Владимирович наутро явился в комендатуру - засвидетельствовать свое присутствие… и был арестован как еврей. 20 марта - доставлен в концлагерь Дранси, до этого находился в гестапо. 9 марта 1943 года - доставлен в лагерь Бон-ла-Роланд к югу от Парижа, 12 июля возвращён в Дранси.
Eго переводили из лагеря в лагерь. В Компьене он успел встретиться с матерью Марией и Ильей Фондаминским - людьми высшей порядочности, ожидавшими в этом концлагере своей участи. 31 июля 1943 года - переведён в Освенцим в эшелоне № 58, эшелон прибыл в Польшу 2 августа. 727 прибывших заключенных отправили в газовую камеру, 218 мужчин и 55 женщин попали в лагерь. Юрий Владимирович оказался в филиале Освенцима в Явожно, где, согласно справке Красного Креста, погиб 18 октября 1943 года.



Я говорил: конечно, о стихах
И о ночах бессонных, в лихорадке, —
Пока неслышный смех в его глазах
Вставал и бился в радостном припадке.
Куда как грусть скучна! Пора бы знать.
И в чем винить вас? Так известно это:
Мундир военный и пиджак поэта —
Здесь, право, не пристало выбирать.
* * *
Уже поживший и видавший виды,
Но все-таки нестарый человек,
А не искатель золотой Колхиды,
Отверженный навек,
Под медленные звуки граммофона
Склонился над сияющим столом
И улыбнулся музыке знакомой
Бесхитростным лицом.
И снова сдвинулись большие брови:
Любовь, работа — скучные дела,
— И поднимается, нахмурив брови,
От пыльного стола.
* * *
И вот уже в морозном свете
Я темной улицей иду,
И зимний непокорный ветер
Пророчит нежную беду.
Как будто плачет он и стонет,
Но все верней несет меня
И к цели все вернее гонит,
От легкой нежности храня.
Как будто хочет и не может
Остановить, вернуть назад.
А спутники — друзья, быть может —
О непогоде говорят.
* * *
Зачем нужна эта легкость без края
В мире бесчувственном и тяжелом,
И этот отблеск забытого рая,
Когда мне больше не быть веселым?
Зачем нужна эта мерность и точность,
Когда за нею — не счастье свиданья,
А навсегда — неверность, непрочность,
Молчанье, незнанье, расставанье?
Зачем эта грусть, и прелесть, и нежность,
Раз нет у них судьбы и значенья,
А только — жажда и неизбежность,
Бессмысленность, пустота, мученье?
И все же сердце живет невозможным,
Поет, исходит в сладкой истоме, —
Пока не очнешься с дыханьем тревожным,
Как нищий в своем углу на соломе.
* * *
Эта легкость и эта отрада,
Этот сумрачный утренний свет,
Милый друг, разве это награда
За утрату растраченных лет.
Да, мы, точно, когда-то встречались,
Но ведь мы разошлись без труда,
Мы как дети с тобой целовались
И в любви не клялись никогда.
Для чего же ты хочешь заставить
Полюбить нелюбимое мной.
Для чего же ты хочешь исправить
То, что не было нашей виной.
Милый друг, мы давно повзрослели:
Память вечности, горечь минут —
Безразлично. Сорвались качели,
Нас без чувств на земле подберут.
* * *
Ну что мне в том, что ветряная мельница
Там на пригорке нас манит во сне?
Ведь все равно ничто не переменится
Здесь, на чужбине, и в моей стране.
И оттого, что у чужого домика,
Который, может быть, похож на мой,
Рыдая, надрывается гармоника, —
Я все равно не возвращусь домой.
О, я не меньше чувствую изгнание,
Бездействием не меньше тягощусь,
Храню надежды и воспоминания,
Коплю в душе раскаянье и грусть.
Но отчего неизъяснимо-русское,
Мучительно-родное бытие
Мне иногда напоминает узкое,
Смертельно ранящее лезвие?
Стихи Юрия Мандельшатама публикуются по текстам книг “Остров” (Париж, 1930 г.) и “Третий час” (Париж, 1935 г.).



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 30.10.2025. Юрий Мандельштам.