Илья Сельвинский
Читатель стиха
Розоватеньким, желтеньким,
сереньким критикам, а так
же критикам переливчатого
цвета шанжан.
Муза! Как ни грусти, ни сетуй,
А вывод мой, к сожаленью, таков:
Среди миллионов читающих газету
Девять десятых не читает стихов.
Иного к поэтам влечет их полемика,
Однако с затишьем и этот стихал...
Но есть
одно
лихое
племя.
Живущее на побережье стиха.
Это уже не просто читатель,
Не первый встречный и не любой.
Он не стучит по рифмам, как дятел,
Не бродит в образах, как слепой,
Не ждет воспитанья от каждой точки,
Не умиляется от пустяка
Совсем по-нному подходит к строчке
Читатель стиха.
Он видит звуки,
слышит краски,
Чувствует пафос, юмор, игру.
И свои пузырьки
литературные карасики
Ему не всучат за жемчужью икру;
Ему не внушить, рассказавши про заек,
Что это львы,
да Толстые притом!
(Кстати сказать, вдохновенный прозаик
В его глазах - поэтический том.)
Иной читает только в дороге,
Пейзаж пропускает, ищет любовь,
По вкусу ему и Бальмонт и Доронин,
А больше бефстроганов или плов.
А наш, овеянный нашими снами,
Сам горит, как летящий болид,
А наш, как родственник, дышит с нами
И знает, что у кого болит...
Иной читатель - прочел и двигай,
Давай другого, а первый катись!
А наш, как с девушкой, дружит с книгой...
Читатель стиха - артист.
Он еще смутен, этот читатель,
Он еще назревает, как бой,
Его меж нулей не учли в Госиздате,
Но он
управляет
нашей судьбой!
Как часто бездушные критикококки
Душат стих, как чума котят,
И под завесой густой дымагогии
В глобус Землю втиснуть хотят;
Сколько раз, отброшен на мель,
Рычишь:
- Надоело! К черту! Согнули!
И, как малиновую карамель,
Со смаком глотнул бы кислую пулю...
И вдруг получишь огрызок листка
Откуда-нибудь из-за бухты Посьета:
Это великий читатель стиха
Почувствовал боль своего поэта.
И снова, зажавши хохот в зубах,
Живешь, как будто полмира выиграл!
И снова идешь
среди воя собак
Своей. Привычной. Поступью. Тигра.
___
О дружбе
Когда море отбегает в час отлива,
Рыбы стонут, ничего не понимая...
Дыбом встанет их цветное оперенье,
И от ужаса меняется окраска;
А водою отражаемые звезды
Не удержатся на вогнутых откатах
И, ударившись о днище, почернеют.
В этот час зелено-пегого отлива
Я нашел молодую нерпу.
Попыталась уползти на ластах.
Обернулась. Лает хриповато.
Но глаза ее, по-детски золотые,
Умоляюще глядят на великана.
Я тихонечко протягиваю руку,
Не спуская гипнотического взгляда,
Нерпа стынет в неестественной позе...
Но не выдержала. Укусила.
Высосав чернеющую ранку,
Обмотав ее жгутом с узлами,
Наступил я нерпе на лапу
И по храпу ее ударил.
Заметалась в стороны зверуха,
Фыркнула, заныла, зачихала...
Я размеренным движеньем дровосека
пять минут её по носу дубасил.
Больше уж она не кусалась.
Лишь глаза умоляюще глядели.
Я унес ее домой - и нерпа
Стала жить в эмалированной ванне.
Океанская волна ходила,
Огни зажигая по эмали,
А в голубизне ее горели
Два огня электрической нерпы.
По утрам, мохнатой простынкой
Обтерев серебристое тельце,
Я носил ее туда и обратно
Мимо почты, цирюльни, аптеки,
И, обняв меня ластом за шею,
Положив голову на ворот,
Нерпа тихо дышала в ухо,
Точно больной ребенок.
Так мы с ней замечательно дружили,
Каждый день по улице гуляли.
Но прошло уже семеро суток,
А она ничего не ела.
Я бросал ей живую рыбу,
Радугой зажегшую ванну.
Рыба прыгала, играла, кувыркалась,
Но недвижно огни горели.
Тогда я понял, что нерпа
Жить у меня не будет:
Замечательные наши отношенья
На ее решимость не влияли.
И тогда я взял ее из ванны
И понес не на улицу, а к морю -
На ветру моя нерпа встрепенулась
И, как в первый раз, укусила.
Я спустил ее с берега в воду.
В глубину ушла моя подруга.
И литое серебряное тело
В полумгле блеснуло торпедой.
Я стоял над широкой бухтой
И, волнуясь, считал секунды...
Далеко, далеко на солнце
Вспыхнула. И обернулась.
И исчезла. Больше не выйдет.
Я ее никогда не увижу.
И, поправив жалкую улыбку,
Я ушел решительным шагом.
Парикмахерская. Радио. Аптека...
Все-таки она обернулась.
Может быть, увидела на мысе
Черный силуэт человека?
Я мечтаю о пламенной дружбе.
Потрясающей, точно клятва,
Чтобы сердце свое, если нужно,
Разорвать пополам! На два!
Но идея дружбы проста ведь:
Как служить такому призванью,
Если мог я ей предоставить
Взамен океана - ванну?
Уплывай же, веселая рыба,
Из моих бесприютных комнат.
Оглянулась - и на том спасибо.
Оглянулась - стало быть, помнит.
Но навек берегам не обрамить
Эту беглую смутную память:
Снова море стихию разбудит,
И она меня позабудет.
Но однажды нырнет со стаей
Под огни пароходного носа.
Обожжет ее боль золотая,
О моей теплоте взгрустнется.
Затоскует по моим песням,
Задохнется от слез щемящих -
Океан покажется тесным
И просторным эмалевый ящик.
1933
Другие статьи в литературном дневнике:
