Такого-то числа, месяца, года, в час расставания с самим собой, в минуту посылания всех и вся на, в секунду постижения, что ничего и никого послать не удалось, перед закрытием глаз навсегда, автору повезло.
Если бы ему, пишущему эти строки, предложили на выбор: что-мол хотите, миллион долларов или встречу со знатным человеком... Боюсь, что миллион долларов его бы утешил больше. Но сказали: деньги кончились, бери, что есть. И он взял, конечно, что дают.
На пустом песчаном берегу острова в далёком океане он обрёл себя плачущим, играющим с маленькой козявкой, норовящей сбежать в воду... Это был новорожденный крабик, и автор хотел его окрестить и тем сообщить бессмертие его душе. Автор вдруг понял интимное о себе, и оно заключалось в том, что, оказывается, это приятно, когда чешут пятки и вообще всяким образом трогают стопу. Именно так делал песок. Ещё он понял, что есть что-то, что любимо им на самом деле, есть и то, чего он не любит и не полюбит никогда. И это тоже относилось к интимному, как жизнь бессмертной души краба, неведомая нам, людям с такими рожами.
Можно было считать и отношения автора с крабиком интимными – ведь он не хотел ограничить свободы маленького существа, сделать больно, а просто поиграть. Но автор и сейчас не знает, х о т е л л и этот маленький играть с ним.
Такой род вопросов сдвигает одинокого человека с позиции сопливого солипсизма и заставляет задавать себе безнадёжные вопросы: что делать и кто виноват, но здесь дело обстояло проще: почему я не такой, как все, почему я не хочу быть таким, как все и что заставляет меня плакать на пустом песчаном берегу без причины, следствия и судопроизводства.
Они и привели пишущего это объяснение к вопросу: быть или не быть.
Почему-то автор выбрал «не быть».
Волна времени хлестнула по нему, и он встретил знатного человека. Знатный выбрал его.
Но, как в случае с крабом, так и в случае со знатным человеком, автор не мог знать, считалось ли его присутствие в поле внимания Знатного встречей. А произошло то, что произошло.
И ему пришлось отряхнуть руки и ноги от песка, отряхнуть глаза от слез и услышать то, что он и так знал.
Знатный человек был дающий. Всем. Потому плачущему, надо было быть, как все, либо не быть вовсе. Потому что «быть не как все» - это не быть, как все. Не быть, оставаясь в «быть». Попробуй разберись.
Пришлось стать Другим.
И тогда он получил частичку солнечной активности, не угасающей и ночью и во сне.
Это и была интимность. Тайное соединение иного порядка. Тонкого, мерцающего, бесконечно разнообразного.
Что можно себе объяснить из глубины не-опыта, цепляя словесность лапками маленького крабика? Ничего.
Впрочем, из ничего ничего и будет, а есть некое служение, где один дарит поддержку, а другой откликается.
В какой-то момент пре-вращений, они меняются местами, и так происходит близость. Она же проникновенность. Она же пронзительность бытия. Она же биение сердца и вдохновение.
И каждый дышит о другом, - сказал плачущий свою мантру.
Крабик или Знатный человек – это целый мир, в котором есть место автору, играющему с ними.
Стало ли кому-то лучше жить от этого – неизвестно.
Но у автора служебной записки, протягивающего в своих ладонях т о т золотистый песок острова в далёком океане, приняли подарок, и насыпали ему пригоршню чистой солнечной активности и сказали: ты жив.
И он сказал: блаженны...плачущие... ибо они утешатся.
