Константин Липскеров

Николай Сыромятников: литературный дневник

*
(1889-1954)
русский поэт Серебряного века, переводчик, драматург, художник.
Наиболее известен виртуозными переводами шедевров классич. восточной поэзии.


*
*
*


НОЧЬ


Синеет ночь над розами Багдада,
И к Тигру месяц клонится уже.
Чернеет на разбойничьем ноже
Кровь путника. Вздымается прохлада.


Среди ковров, как жемчуг лучший клада,
Таятся жены, снявши ферадже.
На кровле раб грустит о госпоже.
Синеет ночь. Безмолствует ограда.


В тьме узкий свет. Там весело наверно.
Звучит сааз лениво и размерно...
Вот в тишине собак далекий вой...
Вот на тюрбан сквозь щель упали светы:
То сам Гарун, купцом переодетый,
Скользит с Масруром улицей кривой.


1915



ЧЕРНИЛЬНЫЙ ПРИБОР

В раздумье вынь в предсумрачном тумане
Чернильный из-за пояса прибор.
Взгляни, тростник достаточно ль остер,
Пергамент схож ли с утром в гюлистане?

Слагай напев о слишком стройном стане,
О юности, о скатах древних гор,
О родине, о том, как лунный взор
Скользил на проходящем караване.

Твой друг ушел, и жаркий умер день,
Но стих сбирает канувшего тень.
Он – словно нард, оставшийся от пира,
В нем аромат, как вздох росистых чащ,
И плавный строй подобен строю мира:
Он так же вечен, так же преходящ.



ОЛОФЕРН


На ложе он простерт без головы.
Вы узнаете ль плечи Олоферна?
Его, военачальника, безмерно
Боялся враг и возносили вы.


Он не погиб от вражьей тетевы.
Рука любви меч накренила верно.
Струями кровь скатилась равномерно
По скатам проступавшей синевы.


Где голова поверженного тела?
В необоримой жажде захотела
Душа поверить женщине, и вот –


Юдифь идет, подъемля меч. И следом
Во вражий стан, к предательским победам
Раба несет ту голову, как плод.



АНТИОХ


Прохожий, стой! Дай руку! Погоди!
Дай руку мне! Не бойся! Царь я – что же!
Как жаркий луч качается на коже
Твоей упругой бронзовой груди!


Из-под ресниц, о юноша, гляди.
Твой клок волос тиар моих дороже.
Я чую мир в руке горячей дрожи.
Как много дней ты видишь впереди!


Твои уста, пылающие ало,
Мне говорят о многом, что бывало,
Что мне сверкало в пропасти годин.
Ступай же, друг! Безумны эти речи.
Возьми мой перстень. И забудь о встрече.
О встрече буду помнить я. Один



ЛИКЕНИОН


Единое лекарство от любви,
Сказали нам, лежать нагими рядом.
И было так. Приблизившися взглядом,
Зажегся жар в больной моей крови.


Но исцеленьем это не зови:
Не предался я радостным усладам.
Неверное лекарство от любви, –
Ты для меня сладчайшим стало ядом.


Зачем так близко отрок был и наг!
Алкала я у недоступных влаг.
Ресниц его мерцала позолота,


И рот его улыбчив был и ал,
Но словно Дафнис робкий он дремал,
Не пробужденный флейтою Эрота.



БЛУДНИЦА


На мне виссон египетский и злато.
На пальцах рук и ног моих каменья.
К дверям моим слагают приношенья.
Мой полон дом, расписанный богато.


Но, я была счастливее когда-то,
Когда в тиши со стадом, у теченья
Привычных вод, близ робкого селенья
С утра бродила в травах до заката.


Среди мужей одна я. Жажды муки
Томят меня. Как нищенка, я руки
За подаяньем ласк твоих простёрла.


Когда-то нёс ты нежные приветы
К ногам моим обветрившимся. Где ты?
Я плачу. Ожерелья жмут мне горло.



***


Я знаю: был я некогда царем;
Мне тяготят былые бармы плечи.
Обширный край забывшихся наречий
Мной был к преуспеянию влеком.


Покорным был я некогда рабом.
Среди песков, с вожатым встречным речи
В пустыне вел про то, что редки встречи,
Про караван навьюченный, про дом.


Все возвращает солнце огневое.
Вновь вижу мир и слушаю былое,
Как родины в певучем ветре зов.


Держание возвышенное слов
Подвластно мне, и вещие печали
В моих словах, как древле, зазвучали.




Другие статьи в литературном дневнике: