Из переписки. О декламации из себяПри распечатывании слова обезличиваются определенною гарнитурою, насколько бы нестандартною она не была. Или не обезличиваются, но — уравниваются. В сознании каждое из слов имеет и свой собственный вкус, и аромат, и проч. При воспроизведении «из себя» я могу растянуть, выкрикнуть, прошептать. Я и прочитываю их «в себе» — разными. Гарнитура уравняла и «чиновника», и «писателя». Графически уравняла. Декламирую с листа — и «чиновник» Э. Т. А. уподобляется «остроумнейшему писателю». Да и пауза... Как растянуть строку, если она — такая выверенная, такая стройная в своей графике?! Желаю отстраниться от нее, но, увы, она — черна и основательна. Я увязаю в крючках и отточиях. Только «из себя», только с «внутреннего листа» с его многочисленными кляксами, отступлениями, пустотами. Только так. И — зевает Э. Т. А. и не только в слове «зевает», но вообще, — в каждом звуке, в каждой паузе прорисовывается его искаженный зевотою рот. И еще: распечатанный Э. Т. А. весь передо мною — от начального зевка и до последнего многоточия. Прочитывая «зевок», я знаю, я прочитываю уже и многоточие. Скучно. Все передо мною. Я не открываю, я только прочитываю. Я декламирую «из себя». Первый «зевок» проявляется в кромешной тьме моего Я, растягивает его, сминает его, но — дальше... дальше — ничего. Разве что — предположительное урчание Мурра. Я — открываю. Вы настолько милы, что кропание Вам тяжеловесных и — все чаще? — истерических писем — не утомляет меня. Пальцы мои ударяют по клавишам «с легкостью необыкновенною». Вы слушаете, прочитываете меня, этого — достаточно. И т. д. © Copyright: Николай Столицын, 2009.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
