Довид Кнут.
Довид Кнут (Давид Миронович Фиксман) - поэт, чья драматическая судьба и творчество соединили в один целостный художественный материк три страны, три разных культурно-исторических почвы Россию (точнее, воспетый им "особенный, еврейско-русский воздух» Бессарабии, где прошли его детство и юность), Францию и Израиль. Он родился 10 (23) сентября 1900 года в небольшом городке Оргееве, близ Кишинева.
...15 февраля 1955 г. Кнута не стало. Он умирал мучительно, в полном несовпадении с фантазиями прошлых друзей о некой благостно-библейской атмосфере, окутавшей его последние часы. 16 февраля его тело было предано земле, в которой он обрел вечный покой.
Я,
Давид-Ари бен Меир,
Сын Меира-Кто-Просвещает-Тьмы,
Рожденный у подножья Иваноса,
В краю обильном скудной мамалыги,
Овечьих брынз и острых качкавалок,
В краю лесов, бугаев крепкоудых,
Веселых вин и женщин бронзогрудых,
Где, средь степей и рыжей кукурузы,
Еще кочуют дымные костры
И таборы цыган;
Я,
Давид-Ари бен Меир,
Кто отроком пел гневному Саулу,
Кто дал
Израиля мятежным сыновьям
Шестиконечный щит;
Давид-Ари,
Чей пращ исторг
Предсмертные проклятья Голиафа, -
Того, от чьей ступни дрожали горы -
Пришел в ваш стан учиться вашим песням,
Но вскоре вам скажу
Мою.
Я помню все:
Пустыни Ханаана,
Пески и финики горячей Палестины,
Гортанный стон арабских караванов,
Ливанский кедр и скуку древних стен
Святого Ерушалайми.
И страшный час:
Обвал, и треск, и грохоты Синая,
Когда в огне разверзлось с громом небо
И в чугуне отягощенных туч
Возник, тугой, и в мареве глядел
На тлю заблудшую, что корчилась в песке,
Тяжелый глаз Владыки-Адоная.
Я помню все: скорбь вавилонских рек,
И скрип телег, и дребезги кинор,
И дым, и вонь отцовской бакалейки -
Айва, халва, чеснок и папушой, -
Где я стерег от пальцев молдаван
Заплесневелые рогали и тарань.
Я,
Давид-Ари бен Меир,
Тысячелетия бродившее вино,
Остановился на песке путей,
Чтобы сказать вам, братья, слово
Про тяжкий груз Любови и тоски -
Блаженный груз моих тысячелетий.
1
За одну, дорогая, улыбку
Вот - бери молодого верблюда,
Вот - цветную складную палатку,
Две плетенки маслин из Эль-Хивы,
Пару темных арабских запястий,
Я сниму с себя кованый пояс,
Я добавлю зеленое мыло -
За одну, дорогая, улыбку -
И удачливый буду купец.
2
Чтоб коснуться - на миг только - глазом
Твоих козьих оливковых грудей,
Я богов тебе дам чужестранных,
И коробку из кожи, и ложку,
И другие дорогие вещи,
Что достались мне от каравана,
Шедшего на юг от Эль-Кореим.
Дам железные серьги с смарагдом,
Два меха, не знавших доныне
И капельки капли воды,
Дам орехов, и масл, и гранатов,
И сандалий, и тканей пунцовых,
Чтоб коснуться - прелестная - глазом
Твоих козьих оливковых грудей -
И удачливый буду купец.
3
За веревочный старый нагрудник,
Что пропах теплой солью загара
Твоих грудей, что бьются при беге,
Как некие пленные птицы,
Отсеку себе руки и ноги,
Положу небывалым агатом
Пред тобою мой преданный глаз.
За веревочный старый нагрудник -
И останусь еще в барыше.
И когда, колыхнувшись, неясными
Станут дом и огни вдалеке,
Мы, дрожа от любви и боязни,
Тайно ляжем на теплом песке.
Ночь над нами безмерная взвеет
В синем стуке - тоске - бубенца...
В темноте будет слышно, как блеет
Разбуженная нами овца.
Пыль
Дорог.
Уныл
Песок.
Зной.
Пой,
Бог.
Я не умру. И разве может быть,
Чтоб - без меня - в ликующем пространстве
Земля чертила огненную нить
Бессмысленного, радостного странствия.
Не может быть, чтоб - без меня - земля,
Катясь в мирах, цвела и отцветала,
Чтоб без меня шумели тополя,
Чтоб снег кружился, а меня - не стало!
Не может быть. Я утверждаю: нет.
Я буду жить, тугой, упрямолобый,
И в страшный час, в опустошенном сне,
Я оттолкну руками крышку гроба.
Я оттолкну и крикну: не хочу!
Мне надо этой радости незрячей!
Мне с милою гулять - плечом к плечу!
Мне надо солнце словом обозначить!..
Нет, в душный ящик вам не уложить
Отвергнувшего тлен, судьбу и сроки.
Я жить хочу, и буду жить и жить,
И в пустоте копить пустые строки.
Исполнятся поставленные сроки -
Мы отлетим беспечною гурьбой
Туда, где счастья трудного уроки
Окажутся младенческой игрой.
Мы пролетим сквозь бездны и созвездья
В обещанный божественный приют
Принять за все достойное возмездье -
За нашу горечь, мужество и блуд.
Но знаю я: не хватит сил у сердца,
Уже не помнящего ни о чем,
Понять, что будет и без нас вертеться
Земной - убогий - драгоценный ком.
Там, в холодке сладчайшего эфира,
Следя за глыбой, тонущей вдали,
Мы обожжемся памятью о сиром,
Тяжеловесном счастий земли.
Мы вдруг поймем: сияющего неба,
Пустыни серебристо-голубой
Дороже нам кусок земного хлеба
И пыль земли, невзрачной и рябой.
И благородство гордого пейзажа -
Пространств и звезд, горящих как заря,
Нам не заменит яблони, ни - даже! -
Кривого городского фонаря.
И мы попросим набожно и страстно
О древней сладостной животной мгле,
О новой жизни, бедной и прекрасной,
На милой, на мучительной земле.
Мне думается: позови нас Боже
За семь небес, в простор блаженный свой,
Мы даже там - прости - вздохнем, быть может,
По той тщете, что мы зовем землей.
http://dovid-knut.form.co.il/main.html
Другие статьи в литературном дневнике:
