О поэтах

Аййршири: литературный дневник


"С тех пор, как я лучше знаю тело, – сказал Заратустра одному из учеников своих, – я говорю о духе лишь в переносном смысле; и все "непреходящее" – тоже всего лишь символ".


"Я уже слышал это от тебя однажды, – отвечал ученик, – и тогда ты еще прибавил: "А поэты слишком много лгут". Почему сказал ты, что поэты слишком много лгут?"


"Почему? – повторил Заратустра. – Ты спрашиваешь почему? Я не принадлежу к тем, кого можно спросить обо всех их "почему".


Не вчера началась жизнь моя! Давно уже пережил я основания мнений своих.


Пришлось бы мне быть бочкой памяти, если бы таскал я с собой все свои основания!


Хранить свои мнения – уже и этого слишком много для меня; а сколько птиц уже улетело!


И среди них в голубятне моей есть какая-то залетная, не знакомая мне; она дрожит, когда я кладу на нее свою руку.


Так что же однажды сказал тебе Заратустра? Что поэты слишком много лгут? Но и сам Заратустра – поэт .


Теперь веришь ли ты, что сейчас он сказал правду? Почему веришь?"


Ученик отвечал: "Я верю в Заратустру". Но тот покачал головой и улыбнулся.


"Вера не делает меня праведным, – сказал он, – тем более вера в меня.


Но положим, кто-нибудь сказал всерьез, что поэты много лгут: он был бы прав – мы слишком много лжем.


Мы очень мало знаем и плохо учимся: потому и должны мы лгать.


И кто из нас, поэтов , не разбавлял вина своего? Сколько ядовитых смесей было приготовлено в погребах наших; много там происходило такого, чего нельзя описать.


И поскольку мы мало знаем, нам по душе нищие духом, особенно когда это – молоденькие женщины!


А также падки мы до всего, что вечерами рассказывают старые бабы. Это называем мы в себе вечной женственностью.


И как будто существует некий тайный, особый ход к знанию, который непроходим для тех, кто чему-нибудь учится, то и верим мы в народ и в "мудрость" его.


А вот то, чему верят все поэты : если, лежа в траве или на уединенном склоне горы, навострить уши, то постигнешь нечто такое, что находится между небом и землей.


И когда на поэтов находят приступы нежности, они убеждены, что сама природа влюблена в них.


И что она тихонько подкрадывается к ним и нашептывает им что-то таинственное, а также любовные, льстивые речи: этим они гордятся и чванятся перед всеми смертными!


О , как много вещей между небом и землей, о которых позволяют себе мечтать только поэты !


И тем более о том, что сверх небес: ибо все боги суть символы и хитросплетения поэтов !


Поистине, всегда влечет нас ввысь – в царство облаков: на них усаживаем мы наши пестрые чучела и называем их богами и Сверхчеловеком.


Благо, довольно легки они для этих седалищ – и эти боги, и Сверхчеловек!


О , как устал я от всего неосуществленного, что непременно желает стать событием! О , как я устал от поэтов !"



Пока говорил Заратустра, сердился на него ученик, но молчал. Замолчал и Заратустра; а взор его был обращен вовнутрь, и казалось, что глядел он куда-то вдаль. Наконец он вздохнул.


"Я – от нынешнего, и я – от минувшего, – сказал он, – но есть во мне нечто и от завтрашнего, и от послезавтрашнего, и от грядущего.


Я устал от поэтов , старых и новых: слишком поверхностны для меня все эти мелкие моря.


Недостаточно глубоко проникала их мысль: оттого и чувство их не достигало самых основ.


Немножко похоти, немножко скуки – таковы еще лучшие мысли их.


Для меня переливы мелодий их арф – призрачное мимолетное дуновение; что знали они до сих пор о страстном пылании звуков?


К тому же они недостаточно чистоплотны: они мутят воду, чтобы казалась она глубже.


Они любят выдавать себя за примирителей: но для меня они всегда останутся посредниками и подтасовщиками, половинчатыми и нечистоплотными!


Ах! часто забрасывал я сеть в море их в надежде на хороший улов; а вытаскивал всегда лишь голову какого-нибудь древнего божества.


Так, голодающему море дало камень. Возможно, что они и сами вышли из моря.


Конечно, и среди них попадаются жемчужины: но это придает им еще больше сходства с твердыми раковинами. И часто вместо души находил я в них одну соленую слизь.


У моря они научились и тщеславию своему: разве море – не павлин из павлинов?


И перед безобразнейшим из буйволов распускает оно хвост, никогда не утомляясь игрой своего кружевного веера из серебра и шелка.


Тупо смотрит на него буйвол, чья душа схожа с песком, еще более схожа с чащобой, а более всего напоминает болото.


Что ему красота, и море, и убранство павлина! Такую притчу говорю я о поэтах .


Поистине, дух их – тоже павлин из павлинов и море тщеславия!


Зрителей нужно духу поэта : пусть это будут хотя бы буйволы!


Устал я от этого духа: и предвижу время, когда и сам он устанет от себя.


Я уже видел поэтов , которые преобразились и обратили взор свой на себя.


Я видел кающихся духом: из поэтов выросли они".



Так говорил Заратустра.



ФРИДРИХ НИЦШЕ


Кошмар


В окно открытое живая кровь...
Вот, вот ровняется с моею головою
И шепчет: я — свобода и любовь!
Я чую вкус и запах крови слышу...
Волна её преследует меня...
Я задыхаюся, бросаюся на крышу...
Но не уйдёшь: она грозней огня!
Бегу на улицу... Дивлюся чуду:
Живая кровь царит и там повсюду...
Все люди, улицы, дома — всё в ней!..
И не слепит она, как мне очей,
И удобряет благо жизни люду,
Но душно мне: я вижу кровь повсюду!



Другие статьи в литературном дневнике: