Декабрист в законе или отголосок прошлого

Архив Тимофеевой: литературный дневник

Некий потомок графа, назовём его "Рюмкин", прославивший себя на всех литсайтах, куда ему хватило сил дотянуться, некогда был обычным альфонсом, проживающим за счёт своей невзыскательной пассии из Пердодрищенска, торговавшей прессой и авторучками в вагонах пригородных электричек. Это было непростое поэцкое время, когда все стремились набить желудки и мало интересовались интернетпродукцией, написанной в столбик. Да и интернет был далеко не у всех, но у кого он был, те с интересом и восторгом вглядывались в свои печатные строки, надеясь оставить в веках эти беспомощные экзерсисы и "потоки сознания".


В то же время на свете и на сайте "Изба-Чесальня" объявился некий отрок 12-и лет, назовём его Иша Амарский, няней которого была то ли доцентесса, то ли кандидантесса науки филологии. Отрок писал школьные стишки про маму и папу, слава которых разносилась по бандитским кругам перестроечных времён, причём, мама отрока светилась яркой звездой на порносайтах и щеголяла ненормативной лексикой, чем приводила в восторг не только членов своего семейства, но и особо продвинутого в знании русской словесности потомка графа, чей предок изъяснялся исключительно по-французски.


Итак, они сошлись, - вода и... вода. Иша Амарский, выложивший рекламу своего романа, да-да, вы не обчитались, именно романа, написанного в самых лучших традициях совково-перестроечной пионэрии с эоементами эротических фантазий школяра, и граф с его графиней пердодрищенского разлива. Ише нужна была живая реклама его светского образа жизни, а нашему потомку Рюмкину, чей прапрапрадед написал более 20 доносов на своих декабрьских однополчан, дружба с кошельками и желудками современности. И вот наш граф Рюмкин и его Лолита, назовём её Вета Еврикова, отправились к Ише Амарскому в его загородные апартаменты. Говорят, там даже была натоплена баня для особ, особо приближённых к телу отрока, но я более ничего не знаю.


Скажу вам по секрету, дорогие читатели, Иша Амарский написал приглашение и вашей покорной слуге, но я, чтобы не обидеть юного таланта, ответила что-то вроде:"Не вполне этично приглашать незнакомых людей в дом своих родителей. И даже, если бы они сделали это сами, я бы предпочла отказаться, так как не люблю говорить о литературе за накрытыми столами и подшафе". Только много позже, ознакомившись с творчеством Ишиной мамы, я поняла, что избежала знакомства, не сделавшего бы мне чести.


Но не таков наш граф Рюмкин. Он долго рассказывал на форумах, с каким талантливым отроком ему довелось познакомиться за шашлыками из куриных крылышек и под водку "Абсолют". Тут и там возникали споры, мог ли сопливый мальчик написать роман, но авторитетная торговка авторучками с пеной у рта вторила своему графину, и общественность, ослеплённая блеском перестроечной жизни, практически поверила, что няня дарования здесь совсем ни при делах.


Но это дела давно минувших дней, и то ли няня померла, то ли папа Иши разорился, то ли мама его решила, что пора завязывать с низкой социальной ответственностью и заняться Ишиным образованием вплотную и выводить уже его на государственный уровень, только больше об этом семействе я никогда не слыхала.


Зато то тут, то там стала проблёскивать дворянская сущность красномордого графа, переходящего, как красное знамя, из одних рук в другие, более кормящие.
Однажды какая-то бабушка из графских фавориток даже написала мне, что за непочтительность к графской фамилии подаст на меня в суд. Правда, я куда-то её послала, но мою балладу о графе с сайта удалили. Должна заметить, что граф, как всякий дворянин, очень неравнодушен к тем, кто отравляет его графинский покой, и способен на не графскую месть и доносительство. Впрочем, у него это генетическое, - самого графа сложно обвинять в недостатках, переданных по наследству, тем более, он теперь звезда или звездец, читающий свои гениальные виршики перед жующей публикой в кафешантанах новой совдепии.


Графу и графине (баллада)


Широкозадый граф лосины вздел,
Яйцо заправив в сторону заката,
Он в зале перед зеркалом вспотел,
Когда второе формовал из ваты.


На красной роже выдавил прыщи,
Надел бэрет, на нём поправил брошку,
И пальцами с бровей своих стащил
Трёх муравьёв и злую мандавошку, -


Она давно его топтала грудь,
Поднявшись от истоков наслажденья,
Она торила свой коварный путь,
Имея половые убежденья.


Ей граф ни шанса не оставил впредь,
Прижав поганку маленькую к ногтю,
Он дал ей в страшных муках умереть,-
Есть в бочке мёда секса ложка дёгтя.


Итак, наш граф отправился на бал,
Очистив лик от жутких недочётов.
И он страдал, как юноша, страдал!
С одним яйцом он вышел на охоту.


И, приземлён, зато неутомим,
Граф чуял крен земной магнитной оси.
Летали музы мрачные над ним,
Смотря, как он отчаянно поносит


Всех тех, кто графа не признал отцом,
Беременным стихами, словопрений.
Он их гонял отточенным концом
Карандаша. И жаждал наслаждений...


Граф голодал, он макароны ел,
Банальные сосиски были мерзки.
А потому, как конюх, он потел,
И вытирался пыльной занавеской.


Но не несли оброка ни ему,
И ни его безумной экономке,
И было пусто, муторно в дому,
Граф мял яйцо и лист бумаги комкал...


И вот, взошед по мраморной тропе
Собрания дворянского, калека
От счастья гимны фистулой запел.
Как возвышают гимны Человека!


А экономка мучила кота,
Обуянная праведным началом.
Она давно была уже не та, -
От пакостей на сайтах не кончала.


Она плела интриги, как могла,
Но получалось плохо, неумело.
И жизнь её, как патока, текла,
И пропадало высохшее тело.


Вот-вот рассвет, вот-вот взойдёт заря,
А экономка наша не ложилась.
Ужели жизнь прошляпила? Не зря
И муза неразборчивая смылась.


Она нырнула давеча в компот,
Рассеяв брызги сладкие по кухне.
Эх, граф, какой же это идиот,
Без экономки титул графский рухнет!


Строптива дива. Сигаретный дым
Глаза ей застит, кожу мнут мурашки...
С кем граф сейчас, любовию томим
В совсем не графской клетчатой рубашке?


На нервной почве можно околеть,
Отчаявшись от недостатка ласки.
На "Литпричале" маленькая смерть -
Большое в стихотворчестве фиаско.


Об чём писать? Талдыкай хоть всю ночь,
В поэзе сленг тюремный не прокатит.
А сукина забывчивая дочь
Всю жизнь свою на сучьи драки тратит.


Увы, увы, пора и мне заснуть,
Зачем слова, и так давно всё ясно.
У экономок незавидный путь.
А Вета и без строк моих прекрасна!



Другие статьи в литературном дневнике: