Шершавое бревно по имени балан.
Вдоль по балану муравьиный клан
течёт, ведомый рыжим Моисеем;
а мы всё так же – ни куём ни сеем,
лысеем, пьём, блюём, опять косеем,
устало поросеем по Расее,
ревём белугой – сердце пополам!
А по балану движется народ,
Спешит от Авраама к Валааму.
Ах, только бы неведомый урод
бревно не шуранул под пилораму,
не обратил в кровавый триллер драму,
и муравьиных иудеев к Храму
привёл их пастырь – сушей или вброд,
сквозь дебри трав, по кочкам, через лужи,
по просекам и вверх по деревАм
ползи вперёд, весёлый караван,
к прекрасным землям, к чудным островам -
и может, насекомые, хоть вам
Бог распахнёт объятья… Ну же, ну же!
Давайте говорить начистоту. О том, что нас тревожит и не очень.
Доверимся бумажному листу – так проще коротать пустые ночи.
В том городке, где я счастливо рос, индеец и по случаю Чапаев,
не остро, но ВСЕГДА стоял вопрос «каких кровей» – еврейских? полицаев?
Увидеть остальных и так легко, людей встречают просто – по одёже.
Цыган бывает видно далеко, а остальных не отличить «по роже».
Понятно, дядя Яша, брадобрей и Санька Глезер, пьяная натура,
кривили носом так, что и еврей с трудом хранил Великую Культуру.
А всё-таки мы жили хорошо. Всего три дня бывало, нету денег.
Ну, ляпнут сдуру – вон еврей пошёл. Так это ерунда – ведь не бездельник.
Посадим десять соток огород. Картошечка, да и клубничка летом.
А вечерком проводится учёт семейным называемый советом.
Учёт семейный вовсе невелик. (Станки не отстраняли от работы.)
Родной мне русский Гоголя язык его частично оглашает – вот он.
1. Мой прадед был булыжником убит случайно угодившим прямо в темя.
Наивные, да кто ж лицом сидит к окошку да ещё в ночное время!
2. Деникинцы устроили погром и бабушкин брательник, дядя Миша
в соседском погребке с большим ведром просиживал, любую «мышу» слыша.
3. В конце двадцатых был еврейский суд, там НАША Буня стала секретаршей!!!
Большевики считали, пусть живут, на идише судя, кто прав и старше.
4. Потом, понятно, этот евконгресс сгребли лопатой в местное болото
два взвода ницшеанцев из СС, любивших очень Вагнера и Гётте.
Какой-то мудрый местный либерал им памятник, устроивший отважно,
на стеле справедливо написал: «Убито двадцать тысяч мирных граждан».
5. Мой дядюшка веселый Исаак два раза отдыхал в расстрельной яме,
но выбрался, хитрюга, кое-как, не сообщив убитой бомбой маме.
6. У Исаака брат был Ихиил. Пока он лапал трёхлинейку где-то,
жену и четверых детей убил немецкий паренёк в затылок в гетто.
Когда евреи грустно говорят, мол, я не видел антисемитизма,
во мне рассказы бабушки горят, в которых нет ни слова укоризны.
А тот вопрос, что многим не избыть, он повторюсь, стоял довольно слабо,
все подымали, если нужно бить желательно втроём и из-за «бабы».
Мой прадед, плотогон и костолом...
Ян Бруштейн
"Мой дед был осетин и костолом"
Фима Жиганец
Мой прадед, плотогон и костолом,
Не вышедший своей еврейской мордой,
По жизни пер, бродяга, напролом,
И пил лишь на свои, поскольку гордый.
Когда он через Финский гнал плоты,
Когда ломал штормящую Онегу,
Так матом гнул – сводило животы
У скандинавов, что молились снегу.
И рост – под два, и с бочку – голова,
И хохотом сминал он злые волны,
И Торы непонятные слова
Читал, весь дом рычанием наполнив.
А как гулял он, стылый Петербург
Ножом каленым прошивая спьяну!
И собутыльников дежурный круг
Терял у кабаков и ресторанов.
Проигрывался в карты – в пух и прах,
Но в жизни не боялся перебора.
Носил прабабку Ривку на руках
И не любил пустые разговоры.
Когда тащило под гудящий плот,
Башкою лысой с маху бил о бревна.
И думал, видно, – был бы это лед,
Прорвался бы на волю, безусловно!..
Наш род мельчает, но сквозь толщу лет
Как будто ветром ладожским подуло.
Я в сыне вижу отдаленный след
Неистового прадеда Шаула.
Давай-ка мы после прогулки
С молчаньем на множество тем,
Где лишь сквозняки в переулке,
Бездомные, бродят у стен,
Где пригоршни мокрого снега
Вот–вот обернутся дождем,
К художникам прошлого века,
Как к давним знакомым, зайдем.
Оставим при входе полтину
И в залах, безлюдных почти,
Отыщем такую картину,
В которую можно войти.
Вот солнцем нагретые крыши,
Акации синяя тень,
И ветер беспечно колышет
В окне занавеску весь день.
Приметами долгого лета
Наполнен полуденный час,
И, кажется, улица эта
Нас выведет к морю как раз…
Вот башни угрюмой твердыни,
Трепещущих факелов ряд;
Вот маки в весенней пустыне,
Как капельки крови, горят.
Что выбрать – серебряный глетчер,
Корабль на зеленой волне,
А, может быть, это – где вечер
И теплится свет в глубине?
Сквозь ветви заросшего сада
К нему проберемся с трудом:
Похоже, что эта мансарда –
И есть наш потерянный дом…
Над заледенелым погостом
Иззябнет душа, а потом
Возьмет и согреется просто
Под этим горбатым мостом.
Вон, кстати, и старый бродяга –
Любому пристанищу рад…
А рядом – пиратского флага
Полотнище – "Черный квадрат".
И жутко над ним, как над бездной,
И весело, словно в кино, –
Но после сеанса, известно,
Нас выставят вон все равно.
Ах, время бежит – галерея
Закроется после шести…
Найдем же картину скорее,
В которую можно уйти.
он приходит когда у тебя потолок заплёван
он приходит когда ты готова убить любого
кто напомнит тебе о времени года\суток
он приходит когда забываешь как бьют посуду
потому что в твоих стаканах утихли бури
он всегда не в себе он смеётся и много курит
он слегка утомлён бесконечными after-party
и глаза у него такие что можно спятить
он приходит и ты забываешь про сон и пищу
он не ищет любви он давно ничего не ищет
он садится напротив гитару берёт и разом
твоя жизнь накрывается медным гремучим тазом
это мальчик «****ец» это мальчик «сушите-вёсла»
это мальчик «плевать-я-хотел-что-случится-после»
это мальчик «сегодня-здесь-завтра-в-Амстердаме»
это мальчик «шизофрения-не-за-горами»
у него то пожар то потоп то медные трубы
он бывает пронзительно нежным но чаще грубым
он молчит запивает твои откровенья чаем
выгибается раненым тигром когда кончает
он целует твою ладонь говорит спасибо
ты встаёшь на дыбы ты как будто висишь на дыбе
он уходит и ты сползаешь по стенке на пол
опрокинув стаканчик ядрёных сердечных капель
он уходит и ты понимаешь что это финиш
собираешь себя по частям и опять половинишь
четвертуешь рыдаешь роняешь себя с балкона
каменеешь у зеркала как Медуза Горгона
это мальчик «привет» это мальчик «какая-жалость»
это мальчик «я-не-припомню-где-мы-встречались»
это мальчик «таких-не-любят-таких-стреляют»
это мальчик «п....ц»
ты жива ещё???
поздравляю
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
