Как я понял, вагон, в который я попал, был сформирован во Владивостоке, и набит, в основном, бывшими «зека» и, опять же, бывшими охранниками. Поэтому плащ-палатка время от времени отодвигалась, просовывалась очередная голова, приветствовала собравшихся в купе и исчезала, оставив после себя либо радостное изумление: «Жив, курилка!», либо горькое разочарование: «Жив еще, сволочь!» - но и та и другая голова отвечала одинаково радостно: «Вашими молитвами…» Не знаю, какой изувер из железнодорожного начальства придумал такую «расфасовку», но получилось впечатляюще.
Да, мы знали, что есть и тюрьмы, и лагеря, и поселения, но мы еще не знали масштабов этой убийственной, антинародной сталинской политики. Нас, мальчишек и девчонок воспитывали, что называется, на доверии: «Раз сидит, раз лишен прав, расстрелян или повешен с «благословения» властей, значит, что-то нехорошее было связано с этим человеком, значит, он заслужил. Наш суд самый честный, самый справедливый в мире. Мы и не сомневались. А в силу своего малолетства и не задумывались над тем обстоятельством, что если множество людей в одночасье становятся «врагами», то, может быть, враги это те, кто объявляет их врагами?! (Те, кому это приходило в голову, бесследно исчезали, не успев испортить картинку всеобщего одобрения происходящим)
Слушая рассказы людей, рассказов простые, лишенные всяких красот и от того еще более правдивые, я никак не мог поверить в то, что существует и такая жизнь. Покачивание вагона, перестук колес, паровозный дым, пролетающий время от времени мимо окон, горячий чай в стаканах – сладчайшее сопровождение путешествий по железной дороге тех времен. А уж если тебе повезло и в купе оказался интересный рассказчик, дорога покажется короткой и живой. Мне невероятно повезло в мои семнадцать неполных лет встретить людей, расширивших мою картину мира. Я смотрел на них с высоты своей третьей полки и видел не пришибленных жизнью, опустившихся пьяниц, каких было полно в нашем поселке, а, вполне себе, живых, энергичных, сильных людей, которым можно подражать, с которых можно брать пример.
Особо в этой компании стоял Быковский. Его история поразительная для нашего людоедского времени. Как я понял из разговоров, в купе собрались люди, в чьей судьбе, так или иначе, принимал участие Василий Тихонович. И до войны, когда учился во владивостокском университете, и был секретарем комсомольской организации и после войны, когда его, человека с безукоризненной биографией, после серьезного ранения, направили на работу в органы. Несколько лет он даже был начальником лагеря где-то под Магаданом, но его быстро раскусили (человек, с человеческим лицом!?), повысили в звании и отправили на «бумажную» работу в архив НКВД. Здесь-то его натура правдолюбца и развернулась в полную силу: читая архивные документы, он обнаруживал в них такие нестыковки, такие подлоги и фальшивки, что начал собирать свой архив из этих подделок. Однако кто-то из «товарищей» настучал начальству и мирной жизни новоиспеченного майора КГБ пришел конец. Его, что называется, «взяли за жабры». И хотя самодеятельный архив не нашли («Пока не нашли!»), после очередного «ковра» и уже недвусмысленной угрозы, он связался со своими бывшими фронтовыми друзьями, дослужившимися до генеральских лампасов, и продолжавших служить в одном из военных округов. Те предложили спрятать его в одном из штабов, куда «тайком» он и направлялся сейчас. Тайком – это не про него: было ощущение, что он ничего не боится…
Вот такой человек взял меня за руку и позволил сделать первый шаг во взрослую жизнь! К сожалению, о дальнейшей его судьбе я не знаю ничего. Он вышел на небольшой остановке под Ярославлем, чтобы продолжить свой путь на электричках, вышел и исчез. Удалось ли ему скрыться от всевидящего ока всесильной организации, позволили ли они ему уйти, неизвестно. С вершины сегодняшнего знания, думаю, что, нет; не позволили, сгноили, как отступника, в одном из великого множества заведений, до которых так охочи извращенные умы государственных (государевых!) бодигардов.
А паровоз, между тем, кряхтя и постанывая, но, не теряя скорости, добежал до Читы. И тут случилось то, что сильно, как я заметил, напрягло моих попутчиков. Не доезжая до города, поезд резко остановился. Откуда-то издалека раздался громкий голос: «Не имеете права: я дважды Герой Советского Союза!»,- он повторял эти слова, как автомат. В окно вагона было видно, как четверо в форме за ноги, за руки волокли человека в штатском. Один из них, наверное, главный, раздраженный сопротивлением жертвы, произнес: «Для кого ты – герой, а для нас – говно!» «Государство в государстве…» произнес Быковский непонятную мне фразу и махнул, не закусывая, стакан водки.
