Хайку как отблеск Дао АрхиПрограммы окончаниеО сути хайку профессор Татьяна Петровна Григорьева поведала в феврале 2001 года в Интернет-публикации «Синергетическая модель японской культуры», которая рассмотрена в моей заметке от 4 июля 2009 года «Правоверная суть японской культуры». Акцент делается на «самовозникновении» хайку: «Как ни покажется странным, хайку и синергетика вещи одного порядка, одного темпомира, появляющиеся на грани Великого Предела /китайское Тайцзи/, чтобы приостановить одностороннее движение, увлекающее человека в бездну (“Бездна бездну призывает”). Естественно, такой взгляд возможен при целостном или синергетическом подходе, когда сопоставляются не внешние признаки, а внутренняя суть. Закон един, говорят мудрецы древности, формы его проявления различны. Напомним, что “Тайцзи - высший принцип Вселенной, действующий в сфере неоформившегося, - вызывает к жизни законы /ли/, которые под влиянием покоя и движения /инь-ян/ производят из изначального эфира /ци/ пять энергий /усин/. Вступая в разные сочетания, они рождают все “формы”, которые есть не что иное, как проявление того, что над формами /син эр шан/” (Smith W. W. Confucianism in Modern Japan. Tokyo, 1959, р. 13). К концу ХХ века наука подошла к признанию абсолютной Истины, высшей Необходимости, которая не только не противоречит свободе, но делает ее неизбежной. На Востоке это называют Дао (Путь), который человек не в состоянии обойти, изменить, но может действовать в согласии с ним на свое же благо. Я уже говорила, что искусство для японцев прежде всего - Путь. Но не только искусство, сам образ жизни обусловлен верой в Путь богов /Синто/, в Путь самураев /Бусидо/. Значит, есть нечто, что позволяет разное объединить в одно. Каков бы ни был Путь, есть то, что в нем извечно. И нет того в синергетике, что не нашло бы подтверждения в учении о Пути. Прежде всего, это преодоление дуализма, противопоставления одного другому, превращение “двоицы” в “троицу”. Путь есть процесс становления, встречи двух сторон, устремленных к Единому. В момент Великого предела две стороны успокаиваются, на время сворачиваются друг в друга, в изначальный зародыш - для рождения нового качества, нового вектора Жизни. Может быть, устав от периодического самоотрицания, наука стала склоняться к Единому, к признанию изначальной непротиворечивости сущего, - его открытости, многомерности. Ученые называют синергетику “наукой о целостности мира” Сергей Павлович Курдюмов/, но, главное, само целое переосмысливается как сингулярное, “точечное”. Каждая точка зависит не от соседней, а, скажем, от провидения, или Пути, или предоставлена самой себе, самоорганизуется. Так, исторические фазы “складываются в экспоненциальное развитие (на самом деле это гиперболическое развитие, режим с обострением), которое предполагает переход к вертикальной линии или, вернее, к точке - так называемой сингулярности... Вертикальная линия на графике равносильна переходу в бесконечность. В применении к истории понятие “бесконечности” лишено смысла” (Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетическое расширение антропного принципа // Синергетическая парадигма: Многообразие поисков и подходов. Москва: Прогресс-Традиция, 2000, стр. 95). Ну, а в применении к хайку или театру Но не лишено. Говорил же Сэами: “Есть предел человеческой жизни, но нет предела Но”. А Эзра Паунд скажет: “Япония создала не только хокку, но и театр Но. Лучшие пьесы состоят из одного образа, или вся она стянута к одному образу; движение и музыка лишь подчеркивают её целостность” (Miner Е. The Japanese Tradition in British and American Literature. Princeton, 1966, р. 140). Наверное, действительно, достижение целостности, завершенности, приобщая к духу, делает вещь бессмертной. В хайку это особенно заметно: стягиваясь в точку, соединяет земное с небесным, не прибегая к трансцендированию, открывает нирвану в сансаре, дух - в любом земном существе, в обыденных вещах. В хайку только то, что видишь и слышишь, но видишь и слышишь глубинами души. К форме хайку, к стяжению пространства-времени в одну точку, - ради свободного, непосредственного общения с тем, что окружает человека, японская поэзия шла неуклонно. Стремление к сжатию - уже в древней “короткой песне” - танка. Сначала цезура разделила ее на две строфы: верхнюю - хокку /17 слогов/ и нижнюю - агэку /14 слогов/. Хокку /потом чаще стали называть “хайку”/ выделилось в самостоятельный вид поэзии, достигший вершины в творчестве Мацуо Басё. С вершины - поэзии стало доступно все разом. В полном покое хайку притаилась полнота жизни. Сообразуясь с Путем, сообщаясь со средой, земной и небесной, хайку пульсируют с ней в одном ритме: На голой ветке Здесь слова излишни, хотя Судзуки говорит: “Есть в этом одиноком вороне, застывшем на голой ветке, великое Над. Все вещи появляются из неведомой бездны тайны, и через каждую из них мы можем заглянуть в эту бездну. Не нужно сочинять поэму из сотни строк, чтобы дать выход чувству, которое возникает, когда заглядываешь в бездну. Когда чувства достигают высшей точки, мы замолкаем... И семнадцати слогов бывает много. Мастер Дзэн двумя-тремя словами или двумя-тремя ударами кисти может выразить свое чувство. Если он выразит их слишком полно, не останется места для намёка, а в намёке - вся тайна японского искусства” (Suzuki D.T. Zen Buddhism, р.287. Перевела трехстишия Вера Николаевна Маркова). Чем меньше сознание сосредоточено на себе, тем более расширяется, тем восприимчивее душа. Забывая о себе, поэт соединяется с Творческим Духом /Дзока/, судя по словам Басё. Если же примешается какая-то мысль, намерение, то исчезнет свобода, всё пропадет, образ не тронет душу. Потому так и волнуют хайку современников, что в каждом свободно бьется свое сердце, перекликаясь с другим, приобщает к сердцу Вселенной. А говоря словами старца Сёо: “Если у Вселенной одно сердце, значит каждое сердце - Вселенная”. В хайку есть только то, что открыто взору, но как бы “на два вершка над землей”. В абсолютной точке нет пространства-времени, всё “здесь и сейчас”. И потому цапля, шагающая по жниву, это и вечная цапля, и вечное жниво: Важно ступает Мгновенный образ и ощущение вечного присутствия. Неравновесность, снимающая пределы, уже в самой форме хайку, в асимметрии слогов /5-7-5/, в пружинном ритме слов. Завершенность, центрированность, замкнутость на себе, и открытость всему миру. Всё находит свою полноту, обходя словесные преграды. Хайку рождаются вдруг, мгновенно, спонтанно: как дровосек валит дерево, как разрезают арбуз, или как откусывают кусок спелой груши, - говорит Басё. Истинное хайку рождается в момент Сатори-Озарения, как вспышка молнии, вдруг озарившая землю. “Раскрывается цветок ума”, поэт остается один на один с тем, что видит, - никакое “я” не стоит на пути. Поэт Дохо, ученик Басё, вспоминает слова учителя: “Учитесь сосне у сосны, бамбуку - у бамбука. Истину не увидишь, если будешь следовать за собой. “Учиться”, значит погрузиться в то, что видишь, ощутить его еле уловимую жизнь, проникнуться его душой. Тогда стихотворение родится само собой” (Японская классическая литература. Том 16, Токио, 1961, стр. 398). И еще: “Нужно любить то, о чем пишешь” - поучал Басё Кёрая. Достигшее полноты, соприкасается с духом; соприкасаясь с духом, становится свободным; становясь свободным, становится милосердным. /Вот почему синергетика не может не иметь нравственного измерения/. В “состоянии хайку” пробуждается чуткость к любой малости в Природе, к цикаде, мотыльку, замерзшему трепангу, к камелии, роняющей росу как слезы. Пестик из дерева, Потому стиль Басё называют “саби” - “просветленным одиночеством” /”вивикта дхарма”/: когда душа не обременена ничем посторонним, не может не сострадать. Само одиночество становится блаженством: “Птица уединения, наполни меня одиночеством! Я был необъяснимо счастлив”, - вспоминает Басё свое путешествие по горным тропам. Саби еще означает что-то печальное, грустное, - не только в метафизическом смысле, но в самом обыденном. “Саби - это эмоциональная окраска стиха. Не обязательно давать сцену одиночества. Если человек, отправляясь на поле брани, одевает тяжелые доспехи, или, собираясь в гости, наряжается в яркие одежды, а человек этот не молод, то есть в этом что-то печальное. Саби вроде этого” (“Записки Кёрай”, стр. 77). Есть в этой привычке не называть вещи прямо, а исподволь, иносказательно, чтобы не задеть чувствительное сердце, душевная деликатность. “Прекрасное не в том, чтобы говорить о прекрасном”, - увещевает Басё, - его нужно домыслить, дочувствовать. Оттого поэтика ёдзё /сверх-чувство/ становится главной в японском искустве. И такой прием, как сиори /гибкость/, служит тому же: не задеть ненароком чувства человека. Сиори рождает жалость, - говорит Кёрай, - не называя вещи прямо: “Сиори - это ёдзё, то, что заставляет сострадать другому” (Там же). /Недаром магатама полуизогнутой формы, олицетворяя гибкий тип связи, символизирует милосердие, сострадание: все соединяется между собой не принуждением, силой, а чуткостью, откликом/. Наконец, в хайку в своей полноте явлена Истина-Макото, красота души, которая спасает мир. Потому и называют ее “Истиной Красоты” /Фуга-но Макото/, пробуждающей чувство всеродства - “одно во всём и всё в одном”. И потому волнуют хайку современников: “Макото - это животворящая идея космоса, которая проходит через настоящее и заключает в себе вечное. Макото - это основа, на которой возникают все законы, источник Небесного Пути. Так можно объяснить фуга-но макото Басё и познать законы души хайку” - пишет Ота Мидзухо в своей книге о Басё (цитируется по: Бреславец Татьяна Иосифовна. Очерки японской поэзии IХ-ХVII веков. Москва: Наука; Издательская фирма «Восточная литература», 1994, стр. 192 ). Потому и называют “Истиной Красоты”, что здесь все пары встречаются, “все берега сходятся” /по Достоевскому/. Само “изменчивое” /рюко/ становится Неизменным /Фуэки/, ибо “всё - здесь и теперь”. Не удивительно, что и современные японцы видят в хайку сжатую Вселенную, что позволило замечательному поэту и ученому Мурамацу Томоцугу, называя “Войну и мир” Толстого своим любимым романом, сравнить его с хайку. Вот его признание: “Символ моей веры: Я написала об этом удивительном человеке, знатоке японской классики, самостоятельно изучившим русский язык, статью, которая опубликована в издании «Знакомьтесь - Япония. 25.1999» (Москва: Издательство ЗАО «Япония сегодня», стр. 88-104). Он собирает по всей Японии трехстишия, печатает и русские хайку в своем журнале “Юки” /”Снег”/. Их теперь не так мало. Вот одно из тех, что опубликовал журнал “Япония - сегодня” /1998, № 8/, хайку Александра Большакова: Спутники вы мои – © Copyright: Наталия Крышан, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике: |
