Иссак Бабель и Каур Рийсмаа

Галина Ястребова: литературный дневник

"Есть люди, умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но все же пьющие ее.
И вот первые получают удовольствие от горя и от радости, а вторые
страдают за всех тех, кто пьет водку, не умея пить ее."
"Одесские рассказы"
Исаак Бабель



народ талантлив. любой народ и во всём.
в танцах и песнях. в разговорной речи - поговорках, присказках и пословицах.
в сказках. в тех личностях. что выходят из народа.
в фильме "Девять жизней Нестора Махно" в уста белого офицера создателями фильма была вложена фраза: "В мирное время из таких людей получаются ломоносовы, а в войну - бандиты"
Бандиты или не бандиты, герои или авантюристы. Имеющие теоретическую базу, подобно Нестору Ивановичу или "честные нелётчики", как Бенцион Крик из рассказов Бабеля - не важно.
Для меня важно другое - то, что народ рождает личности.
Любой народ.
как тщательно товарищи коммунисты стирали грани между классами. как старательно смешивали в одну несъедобную кашу крестьянина и рабочего. что может прослойка?
почему все хотели стать "интеллигентным человеком"?
и что это значит?
по Чехову, придумавшему это понятие - одно. То, что подразумевалось в период "развитого социализма" - совсем другое.
Человек рефлексирующий по любому поводу? Не умеющий принимать решения? Болтающийся подобно дерьму в проруби и ни вашим, ни нашим?
С далёкого детства мне казалось обидной моя непринадлежность к конкретным группам.
К тем, у кого сохранены традиции, определённые правила существования.
Понятие "русский народ" было потёрто или точнее слишком расплывчато.
У целого народа, у огромного народа отобрали его сущность.
Как могло такое получиться, что всего за 70 лет мы забыли какие мы?
Почему помнят украинцы? Почему помнят евреи, эстонцы?
Да, да, да. Мы живём в открытом и большом мире. Да, в переписи населения в прошлом месяце, мы писали о близнецах моей дочери: мать - русская, отец - англичанин, родной язык - эстонский. Самим было смешно.
"Не начинается ли всё с языка?" - подумала я.
Мы теряем звучность языка, колорит, его смак.
Слышали бы вы, как говорила моя бабушка! Обороты речи то такой красоты и изящества, что впору рассказам Бунина, то острые народные присказки, то отвечала складно, на ходу придумывая рифмы.
моя мама так не умеет. она - советский человек до мозга костей.
у меня иногда проскальзывает. мои дети - нет, они не чувствуют глубины русского языка.
их дети, скорее всего, будут говорить по русски с акцентом, плохо произносить шипящие и смягчать букву "л"


В журнале "Новые облака" есть стихи Каура Рийсмаа в пеерводе Игоря Котюха
я скопирую их.
они о людских судьбах. они о нас с вами.
это честные стихи.
как честен народ.



Каур Рийсмаа (1986, Таллинн / Kaur Riismaa)



Надя М.


Я родилась в Царевококшайске
и об Эстонии узнала случайно.
В России до войны всё было случайным,
особенно жизнь.
Только смерть была верной.
Мой муж, например, пропал,
утром ушел на работу,
вечером не вернулся.
Я не ходила разбираться,
да и куда идти.


Работала на железной дороге,
два раза в неделю получала продукты.
Зарплаты не было, но хоть работа была.
Я не жалуюсь, время было такое.


Потом мне сказали,
тебе нужно уезжать,
отправим тебя в Эстонию
(теперь я знаю, эстонцы называют это «депортация»).
Честное слово, я никогда не слышала,
что есть такая страна.
А теперь они отправили меня,
тоже на железную дорогу, и всё же.


Туда ввели войска
и вместе с военными нас, простых.
Нам сказали, что у власти националисты,
так и было, работы ни у кого не было,
газеты закрыты, народ вопит.
На военных базах появилось много рабочих мест.


И никто не относился к нам хорошо,
я понимаю,
солдаты ходили в тряпье и ужасно воняли,
у меня не было детской комнаты,
но эти солдаты были что звери.
Меня никто не спросил, хочу ли я жить здесь,
или хочу ли я быть с ними,
или русская ли я вообще;
или нравится ли мне Советский Союз.


Здесь, в Эстонии, я была русской,
и потому врагом,
заодно с этими чертями,
которых презирала.


Потом пришли немцы, и я стала эстонкой.
Опять вышла замуж, забеременела дочерью, и потому
до возвращения линии фронта
мы бежали в Швецию.
Отчаяние было велико,
родителей моего мужа, Януса,
в 1941 году тоже увели.
Это нас объединяло.


В городе мы были эстонцами,
в постели национальность не спрашивали.


Моя дочь сейчас замужем за (зарубежным) эстонцем.
Мою мать звали Елена Орлова,
если бы она могла только знать, что ее внучкой будет
Мария Мянд.


*
Моя мать Наталья (Надя) и отец Янус в сентябре 1944 года
бежали в Швецию,
я тогда была маленькой и ничего не помню,
но воды боюсь до сих пор, кто знает,
может, это от качки в лодке или чего другого.
Способен ли полугодовалый ребенок запомнить страх?


Моя мать почти не говорит по-эстонски,
поэтому я записала ее воспоминания.
Но я эстонка и говорю по-эстонски,
и думаю, это важно.
Здесь, в Стокгольме, уже появились люди,
для общения с которыми нужно владеть сразу эстонским и шведским,
иначе можно многое не понять.


И на меня здесь косятся, кто знает мою историю,
мол, потомок оккупанта, организатор депортаций.
Мое лицо начинает пылать, я выхожу из себя.
Что я помню об Эстонии? – Сраные пеленки.


Моя бабушка была марийкой.
Моя мама русская.
Я эстонка.
Мои дети шведы.


;
Эмма Б.


В мое время в Тарту все занимались гуманитарными науками,
но молодое государство нуждалось в людях с хорошим техническим образованием,
по понятным причинам, им неоткуда было взяться.
Поэтому мы с подругой переехали из Тарту в Таллинн,
в Технический Университет, подруга поступила, а я нет,
не без помощи отца я попала в Данциг,
тамошний технический университет.
Знаете, как я себя чувствовала?
Девушка, вдали от дома,
В чужой языковой среде (я владела немецким средне).


Превосходно!
Как прекрасен был этот город! Европа!
Первые дни ходила, задрав голову,
натыкаясь на людей и фонари.
Подумайте сами –
Таллиннский Технический Университет
или
Technische Hochschule der Freien Stadt Danzig!


Конечно, мы радушно приветствовали объединение Данцига с родными землями.
Когда при Форстере кашубов стали называть немцами,
тогда и я стала немкой –
принимавший меня чиновник действительно спросил
про мой родной язык, я честно ответила,
он был хорошим человеком, как и многие в нацистских мундирах.
И Форстер тоже, как много людей он спас!
А Грейзер был чудовищем.


В Данциге оказались многие мои тартуские знакомые,
когда в 38-ом они отправились на переселение, их пригласили обратно домой,
одна девушка жаловалась, что ее парня забрали в армию
и теперь она чувствует себя бездомной.
Как это бездомной?
Это место, Данциг, был моим домом.


Может, это тяжело понять,
но я впервые в жизни почувствовала себя в полной безопасности.
До этого я была девочкой или девушкой,
среднего рода das M;dchen,
теперь же я сразу стала женщиной, die Frau.


Мой муж Эрик был сильным,
и когда он мне говорил что будет так, как надо,
так и было, и было хорошо –
собственная свобода была справедливой ценой за безопасность.


Мы назвали нашего сына Альбертом,
разумеется, в честь Форстера.


Я не думала о войне,
я не думала о евреях или поляках,
также как здесь я не думаю об Эстонии.
Это страна моего рождения,
в которой я никогда не чувствовала себя дома,
и которую я покинула. Такой страны-то и нет больше.
Это всё.


После войны я осталась на западе,
это произошло само собой,
я ни о чем не думала,
ничего не решала.
Эрик погиб,
Германия разделилась,
я почувствовала себя обреченной,
грустной и отверженной.
Сказала всем,
что я полька –
судьба Польши соответствовала моим настроениям.
Один случайный знакомый, мужчина,
взял меня и со своей мамой в Париж.
Глупый и бессмысленный город, по сравнению с Данцигом.


Тот мужчина читал мне свои стихи,
что он забудет меня только тогда,
когда сотрется до конца
брошенный в реку камень.
Однажды ночью, рассматривая потолок
и закатывая глаза,
я почувствовала себя стертой до конца.
И рожденного той ночью ребенка
никогда не признавала своим.


Теперь я живу в Америке, и я...
кто я теперь?


Русские в NY – русские,
итальянцы – итальянцы,
ирландцы – ирландцы.
А я?


Моя коллега однажды спросила,
кто я по национальности,
я подумала и ответила: „I am liivlane“.
Она смутилась:
„Where do you go?“
„No, I don;t go anywhere, this is my nationality“.
„Going nowhere is your nationality?“


„Well, yes, it is“.



(Пер с эст: Игорь Котюх)



Другие статьи в литературном дневнике: