Тихо, тихо, малыш, луна зевает
И пришла весна. Закат запоздалый
осветил в земле четкий след трехпалый.
Рога обломаны, но стал бодливее,
спесивее, особенно в заката свете.
След так низок. Над ним лапа висит,
как охраняет его, а он малоподвижен,
втоптанный в снег, в темноте унижен.
Хвойная лапа. Ни лесов, полей,
обтрепанная мишура, с праздника небось,
покинут всеми негустой покой.
У меня между скул горечи пакость –
где все те, что виноваты, что нарасхват
срывали мандарины, словно солнце апельсин
им заменит праздник боли между стен,
и дрожь колен? Жилье звериное,
но сердце на планете все равно соловьиное,
обещания истрепались по пути от света,
но я пишу тебе, малыш, об этом.
Надеюсь, ты поймешь мое любовное письмо.
Тихо, тихо, малыш, луна зевает,
день отступает, ночь наступает.
Мы с тобой слезливой ночью
сроднились очень,
и темнота нам расскажет зачем папа ушел.
Мы себя чувствуем, как мы себя чувствуем.
Зачем? Я не знаю. Но я тебе обещаю,
что папа придет сюда.
Ветер терракотовый здесь веет
и сушит внятность лицевых экспрессий.
Я уже забыл каковой была внешность,
от зеленого солнца я худел и слышал кожи шелест.
Ересь горячее, чем земной холод людей,
я и забыл, что за радость в утирании соплей.
Поле трупами неместных молодцов изрытое,
у них большие стволы под крестами, ризами.
Если не течет горечи соплей,
как растить без зелени и инея детей?
Мне бы просто одно обыкновенное,
чтобы солнце большое мгновенное,
я убиваю тех, кого отец спасал,
но мне надо попить, а где она, вода?
Вроде так как на Земле горит,
но не вернулось, и крови рек
не то, что хочет потерянный здесь человек.
Тихо, тихо, малыш, до утра
станет ясно зачем луна стара.
Разожмется кулак и на рейде
встанет призраком странный корабль.
Папа не с нами, и мы не знаем куда он ушел,
и как долго будет воевать.
Но на горизонта рези, в новом небе,
будет все как он пожелает.
Дорогой Бог, слышишь соль речей?
Что мне рассказать моему семени, когда вырастет?
До того, как я стал стар и шепеляв,
до того, как кончилась в венах откровения вода.
Я ведь уперт и пот под полотном втерт,
ало меня жгло, шипы неместного звена роз.
Я был главного воина мельче,
именитее пришедших сюда смена.
Я бессловесен. В горячке нездоров скепсис.
Литературы криминал – вот оазис.
Я полз, ботинки завязали в мутном мхе,
депрессия ореху не масло в шелухе.
Я устал, но вижу в деле толк,
для маленьких детей и я сюда пришел.
Сердце освещенное, еще немного здесь длись,
я не буду тебя больше просить.
Тихо, тихо, малыш, ночь умирает,
рыбка звездой под борт ныряет.
Звезда разжимает кулак, вместо боли
море соли, и вспоминает
как плыла луна, кто-то целовал
ризы рваной край.
Скоро вместе, с папой вместе
будет рыбок подводных стая.
Другие статьи в литературном дневнике:
