Негусто в смерти канун
и тархун наверно не в этом лесу,
и признаний жизни миллион, миллион
звездопадом здесь уже не польёт.
Но одна упавшая всё же видна,
в ветку вцепившись, еле дыша,
ждёт, когда приставишь к ней револьвер
и пальнёшь обратно её наверх.
Разве знают звери для чего плывут стихи,
как туманы поздней неисполненной любви?
Разве знают люди для чего я допоздна
вверх смотрю, где ниже тишина?
Разъярённые угрозой агитаций,
целоваться или звёздами кидаться,
от ствола к стволу, как призраки метаться,
у стихов моих нет больше мотиваций.
Я тебя как пластинку согну,
недовольный ворчун и колдун,
не затем, чтоб упасть хохоча,
а затем, чтоб немного помолчать.
Неумелый ветер, овевающий террасу,
фосфорические бредни всё же краше,
если нам выбирать, где умирать,
то уж лучше, где проволокой кровать.
Листьями осень молодить
и засыпать вовсе эту землю погрозить,
листья опадают и на каждом номера,
где бы ты считал, что я тебя ждала.
