Владимир Мялин
На белом, песчаном, пологом
Владимир Мялин
На белом, песчаном, пологом,
Горячем, как жар, берегу
Разбитый баркас одиноко
В песке утонул, как в снегу.
Рыбак с волосами соломой,
В широких портках, босиком.
И сети латает, как дома,
Рыбачка с коротким смешком.
Тут хижина, в язвах, из туфа:
Двух лодок рассохлись бока…
Тут смотрит на море старуха,
Глазами ища старика.
Время осени попутано...
Владимир Мялин
* * *
Время осени попутано
Паутинами ветвей.
И приходишь ты минутами,
Солнца красного красней.
Оплетёшь руками белыми,
Скажешь: "Долго я спала.
И сердечко – онемелое,
И головушка бела.
Колыбель моя хрустальная...
Поздно, витязь и герой,
Оживил меня печальную
Поцелуй печальный твой".
2020
Сидел однажды на скамейке Один стареющий поэт...
Владимир Мялин
* * *
Сидел однажды на скамейке
Один стареющий поэт.
Стояла осень. Тихий свет.
Пожухлый лист слетал неклейкий. –
Канавка полнилась добром;
Златела осень, как божница.
Над многодумным серебром
Летали мысли, словно птицы.
О, голова была полна
Листвяных запахов и света.
К нему явилась тишина –
И убаюкала поэта.
И не заметил сам того,
Что он уснул – и нет его
Среди зовущихся живыми.
Среди теней, что гордо мнят
Себя людьми… «Ах, Боже Свят!» –
Губами шевелил немыми.
А между тем, пришли к нему
Сквозь элегическую тьму
Его друзья, его герои,
Его любимая родня.
И та, улыбкою маня,
Что оставалась век живою.
2019
* * *
Писать небрежною рукой,
Но – углубляясь в сердца мякоть…
В миг радостный – и в век лихой,
Поэт, ты должен лишь заплакать.
Всё не навек – и неспроста…
Вот, в пятки вновь о н о упало.
И верит в чистоту листа,
И начинает всё сначала.
Мы эллины, - сказал мне друг мой в среду...
Владимир Мялин
В.Т.Кудрявцеву
«Мы эллины, – сказал мне друг мой в среду, –
Об этом Мандельштам ещё писал…»
«Мы эллины», – за ним и я сказал, –
В том смысле, что и мы уйдём от света.
Как это племя древнее ушло;
Как это время светлое прошло:
Как наша школа в мире растворилась, –
И в обновлённом облике явилось
Поэзии, науки ремесло…
Так по дощечке глиняной стило
Рука Гомера, может быть водила.
Так Архимед лелеял свой «объём».
Не всё, не всё возьмёт с собой могила,
Хоть мы с тобой когда-нибудь уйдём.
Поэт
Владимир Мялин
Средь людей – косноязычный,
Лит-торфушкой не прельщён,
Был не весел в жизни личной,
А от общей – отлучён.
Но порой являлась Муза
В одинокий кабинет,
Улыбалась для искуса,
Лепетала: ты – поэт…
Придвигал клавиатуру,
Зажигал экран-квадрат,
Нестандартная натура,
Чёрту, Волгину не брат!
Уносило, уносило
Вдохновение его…
И слезами моросило
Сердце – больше ничего!
Где солнце мутное поблёкло...
Владимир Мялин
* * *
Где солнце мутное поблёкло,
На беломорском берегу
Карбасы, растопырив рёбра,
Лежат, как мёртвые, в снегу.
Неслышно время пролетает,
Расправив мягкие крыла…
И лиственница молодая
Сквозь доски днища проросла…
Сюда, наверное, приходит
Тень Казакова* по ночам.
На трезвость сетует – и бродит
По каменистым берегам.
И Ломоносов тучный едет
Проститься с грустью чёрных хат.
И ветра латаные сети
На скользких вешалах висят.
___________________
*Юрий Казаков – русский советский писатель.
Спасенье музыкой зовётся
Владимир Мялин
* * *
Спасенье музыкой зовётся…
Нам снова музыка нужна.
Пока поэта сердце бьётся,
Жива родная сторона.
И снова почки зеленеют,
И снова царствует Весна!
Дворнягу солнышко пригреет:
Жива родная сторона!
Ах, сколько прожито и спето!
Покуда женщина одна
Печально слушает поэта –
Жива родная сторона.
Моцарт. Черновые наброски
Владимир Мялин
1.
Приехали мы в Лондон поутру.
Отец меня представил музыкантам
Различным, среди них, я помню,
Был Иоганн Христиан, последний сын
Великого Иоганна Себастьяна.
Представь, Констанца, он со мной шутил,
Через платок играть мне предлагая,
Положенный на клавиши, и сам
Играл на скрипке, клавесине, флейте.
Четыре или пять часов
Мои концерты продолжались; долго
Пред публикой на сцене я стоял
Худой и бледный; был костюм велик,
Парик завит, напудрен – как мука;
Движеньям в такт с него слетала пудра.
Похож я был на куклу, чей завод
Не прекращается никак – и «браво!»
Кричала публика. Как дети друг у друга
Игрушку вырывают – так рвала
Она из скрипки детской звук за звуком.
2.
Потом – Париж. И то же всё; потом
Домой обратно; снова Зальцбург; пьески,
Дом, бедный садик у крыльца; затем –
Смычок придворный, снова сочиненья.
В Италию меня отец повёз.
Венеция, Флоренция; Миланской
Там оперы меня коснулся дух,
Как матушкин платок касался
Горячих глаз, чтоб отереть мне слёзы.
Творения великих мастеров
Меня тогда приятно удивили:
Сикстинский свод, массивные фигуры,
Взнесённые самим Буонарроти,
Парили в воздухе – и хор звучал
Молитвенно – то низко, то высоко…
Представь, Констанца: небо над тобой,
А в небе – люди; множество народу...
3.
Однажды, рано утром вышел я
Из конуры своей (под самой крышей
Тогда я жил). Вдруг, слышу кто-то
Насвистывает весело мотив
Из Митридата, оглянулся я –
Торговец раками с корзиной полной
Мне подмигнул – и скрылся за углом
Приятно стало мне, что иностранец
к тому же лавочник простой, так бойко
Насвистывает оперу мою.
Нередко и теперь я вспоминаю
Под шляпой загорелое лицо
Его и полную корзину с горкой
Злых глаз и шевелящихся клешней.
Вот слава! Есть сегодня: «браво»
Тебе кричат и носят на руках,
И жизнь полна надеждой, как корзина
Живым товаром… А назавтра в ней
Нет ничего – что продано, что так
Пришлось раздать, чтоб не пропало даром...
2017
4.
Неловко было мне, не по себе,
Когда меня сажал за общий стол
Со слугами в людской обедать
Хозяин граф. Не за себя краснел я,
Лицо в платок, расшитый шёлком, пряча.
Мне было жаль его преосвященства...
Но ненадолго – стало мне забавно
И весело их слушать болтовню:
На языках скупых вертели слуги
Хозяев важных, приложившись к кружкам…
А вечером – мне самому служил
Весь Геликон: и музы и простушки
С лугов альпийских… Милые картины
Мечтались мне – и превращались в звуки…
И забывал обиды я тогда,
И пресный хлеб, и похвалы некстати;
Карман дырявый, кислое вино…
Твоё я пью, Констанция, здоровье!
5.
Лоренцо милый*, часто я теперь
Отцовские уроки вспоминаю.
Тогда вдвоём сидели мы с сестрой
За клавесином старым, и отец
Водил смычком по скрипке, нам кивая…
Ногами я тогда не доставал
До пола далеко, смешно болтая
Ботинками. Серьёзной становясь –
Вдруг прыснула Наннерль – и разразилась
Неудержимым детским, звонким смехом…
Каморка наша, свечи, полумрак
И музыки начальные аккорды…
О, это стоит дорого! А смерть,
Как всякий дар, бесплатно достаётся.
Ушёл отец, мой бедный. Был я с ним
Порою сух… И мать… Помянем их!
*Лоренцо да Понте - либреттист и приятель Моцарта.
6.
Довольно звуков! Закрываю крышку
Клавира моего, тушу свечу.
Удача мне сегодня улыбнулась:
Придя с концерта, сел за инструмент,
Не сняв камзола, туфель, парика,
Лица не вымыв, не надев халата,
Я принялся записывать, на ум
Пришедшие мне грустные аккорды.
И весело мне стало как-то вдруг
И чудно, и легко, и пальцы вновь
От клавишей к перу переходили…
Теперь в постель! И наблюдать во сне,
И слушать, как гудит орган в соборе –
И Реквием рождается, плывёт;
И хор – фигурки женщин и мужчин
С трагическими лицами, смешно,
Величественно тянут звук за звуком…
А между тем, уверенности нет,
Что я проснусь назавтра, что скворец
Меня разбудит песенкой сварливой,
Как флейта в зингшпиле… Вот в клетке он,
Прикрывши плёнкой глазки, задремал.
2020
Другие статьи в литературном дневнике:
