Леонид Аронзон.
Увы, живу. Мертвецки мертв.
Слова заполнились молчаньем.
Природы дарственный ковер
в рулон скатал я изначальный.
Пред всеми, что ни есть, ночами
лежу, смотря на них в упор.
Глен Гульд — судьбы моей тапер —
играет с нотными значками.
Вот утешение в печали,
но от него еще страшней.
Роятся мысли, не встречаясь.
Цветок воздушный, без корней,
вот бабочка моя ручная.
Вот жизнь дана, что делать с ней?
Ноябрь 1969
*
В часы бессонницы люблю я в кресле спать
и видеть сон неотличимый
от тех картин, что наяву мной зримы,
и, просыпаясь, видеть сон опять:
старинное бюро, свеча, кровать,
тяжелый стол, и двери, и за ними
в пустом гробу лежит старуха вини —
я к ней иду, чтоб в лоб поцеловать.
Однако ночь творит полураспад:
в углу виднеется забытый кем-то сад,
томя сознанье падает паук,
свет из окна приобретает шорох,
лицо жены моей повернуто на юг,
и всё — в печали, нет уже которой.
1966.
Другие статьи в литературном дневнике:
