Самая прекрасная печаль на свете

Янис Мариартис: литературный дневник

Вы замечали, что прошлое это единственное перед чем мы бессильны? Существует ли вариант счастливого прошлого? Сомневаюсь. В моей жизни бывали такие моменты о которых я буду всегда молчать и никому не расскажу. Это невозможно. Язык не поворачивается. Невозможно и всё. Никому никогда. Значит ли это, что человек боится правды и всяческими способами избегает ее? Мне всегда казалось, что быть естественным, искренним, органичным в своих мыслях и поступках это намного лучше какой то правдивости или чрезмерной откровенности, граничащей с пошлостью (вспомни какие нибудь мужские или женские рассказы о любовных похождениях, разве звучат они не пошло?). Сегодня я дал «пищу для размышлений» одному из своих коллег по работе. Он стал вспоминать и называть профессии (кем работали) тех девушек, с которыми он когда-то переспал. Как убого.. как просто, как слишком по человечески, от этого веет поганым запахом не стиранных трусов и женского исподнего.


Материальный мир доканывает. Жить не особо хочется, когда всё кажется изученным и известным. Но на самом то деле, мало что по сути известно и изучено. Лишь человеческий мир..


Эта зима меня сильно мучила.. Пробовала на прочность. Кусала болезнями и приступами. По темечку водила красной иглой. В груди оставив огненную птицу. А в голове словно поселился какой то самый тяжелый лесной зверь. И когтями своими царапает мои белоснежные, творожные извилины..


У каждого из нас есть свой ручной зверь. Или животное. Или только зверек. Или чудовище. Монстр.. А добрых монстров не бывает.


Молчи. Молчи. Замолчи. То, что лишено движения, то красиво.


Кровь приливает к виску
и боль отступает в глубину глазного яблока.
Из подъезда выбегает прохожий и падает на спину, разводя руки в сторону.
Застывшие маяки под белым снегом прячут свои глаза,
погружая темные зрачки в лиловую темноту мертвого камня
и засыпают навсегда..
Медленные, постепенные,
рассчитанные на точность человеческие шаги
прекращают быть шагами,
прекращают быть шагами,
прекращают быть шагами.


Для меня сочетания слов намного важнее того, что называется действием. В механизме движения нет ничего прекрасного. Действие не красиво, любой процесс движения лишен созерцательности, а значит обделен красотой. Красота в статике.


Фотография бездвижна, кадр намертво вбит в пленку, стихотворение впитается в бумагу, картина никогда не станет чем то иным, чем то, что на ней запечатлено, музыка повторяет один и тот же путь. И эта неподвижность величественно покоится на волнах времени.. И перетекает как ручей, из века в век, из эпохи в эпоху.


Как поживает Нева?


Эта пристыженная и пришибленная сука постепенно избавляется от тесных льдин и внимательно (взгляд больного) всматривается в лица людей, рассеянным и только проснувшимся взглядом. Она меня не ждет. И я к ней не иду.
Я лучше убегу в лес. Спрячусь в лесной чаще и буду слушать деревья, буду вдыхать прохладный и красный воздух, ногтем соскребу кору дерева и наступлю тяжело на мертвую и сухую траву. И скажу: неизбежность. Очень скоро Солнце сожжет это всё пламенным взглядом.


Кричать!


Плакать!


Смотри на облака!


Смотри в спины!


Молчи.


Учись ничего не ждать.


Тепло ушло на других. А другие живут в другом городе. А я живу среди мертвых. Я сам мертвый призрак. У меня тяжелый и угрюмый взгляд. И уже двадцать семь лет я смотрю в пустоту. Силуэты постепенно проступают в тумане, ты видишь баркас лодки, кусты и камыши, что то другое...


На солнечном свету рыжий котенок рвет на части бумагу.
Его глаза жмурятся от удовольствия уничтожения.
Лучшее сравнение с поэтом всегда проще,
хоть не менее абстрактно.
На излете зимы, когда весна топит снег в болезненном трауре смерти, строчки
чувствует ту самую свободу, словно заключенные сбежавшие с тюрьмы и нарушают
все правила привычного понимания мира. С этим стоит смириться и жить как то дальше
в реальности, мире, в пространстве, в глубине самого себя, в...
Ни от чего невозможно отступить. Ровно так же, как армии невозможно оставить крепость.
Реальность, словно самая лучшая литература, просится в слова.
Люди как зашифрованные иероглифы оседают в голове на манер никотина в легких.
Самые сильные оставляют ножевые ранения на сетчатке воображения и мышления.
Когда я смотрю в память как будто в бинокль, то вижу лишь очертания
отошедшего судна с обязательным пробитым бортом. Это всего лишь фатальность случая. Изменить ничего невозможно. Поэтому горизонт бесконечен,
поэтому матрос спокоен.
Только крик чайки похож на случайный порез подушечки пальцев об острый угол конверта с письмом.
Остальная реальность лишь свидетель неизбежных и фантастических совпадений.


Лишь свидетель.. Лишь свидетель. Наблюдатель. Глаз. Один огромный и печальный глаз. Мне кажется, что все мое тело превратилось в сплошные глаза, которые слезятся...


Лорка.


Глаза мои бродят сами,
глаза мои стали псами.


Всю ночь они бродят садом
меж ягод, налитых ядом.


Дохнёт ли ветрами стужа –
тюльпаном качнётся ужас,


а сумерки зимней рани
темнее больной герани.


И мёртвые ждут рассвета
за дверью ночного бреда.


И дым пеленает белый
долину немого тела.


Смерть...


Смерть — это когда истончается граница между живым и мертвым миром.
Когда внезапно перестаешь видеть разницу между собой и мертвецами.
Сброшенное тело постигнет участь разложения -
ни тебе, ни природе оно уже не нужно.
Дух вступает в противоборство со своими иллюзиями,
под разными масками ужаса они настигают его, пытаясь поглотить.
Понимаешь ли ты, что это всего лишь борьба твоего ума с несуществующим?
Насколько он будет разрушен, настолько и войдет в следующее существование,
видя уже иной сон..


Разве?...


Вероятно, смерть это самая прекрасная печаль на свете. Как странно быть живым...



Другие статьи в литературном дневнике: