Незаконченное молчание

вечер

Это как конец незаконченной пьесы, незаконченного рассказа, незаконченного крика или незаконченного молчания. Незаконченного молчания незаконченного человека. Как мы несовершенны! Хватит пестовать себя по этому поводу. Увы, человеческой природы не исправить, если только не преодолеть ее.

Сейчас десять вечера, во дворе лает сука, кричит чей-то голос, крикливый и нервный, за моей стеной непреклонно вещает телевизор, а у меня судя по всему завелись клопы, перебежали через соседей, ночью они вопьются в кожу, а завтра я их убью. Эта маленькая мерзость отдаленно напоминает мне вампиров. Живут ночами и пьют кровь. Хоть с чем-то примитивные организмы схожи с человечеством. И те, и другие требуют крови.
Или сразу мяса. А иногда сама литература это и есть тот самый желанный кусок сочного и мягкого мяса. Пятница, время семь утра, я читаю под землей «Жизнь с идиотом» Ерофеева, это и есть мясо, никаких слов, ничего лишнего, лоскуты кожи и раздробленные кости. Писатель может дойти до чего угодно, может добраться до собственного сердца и своими стальными зубами укусить его, а потом сделать тоже самое с нашим сердечком. К сожалению или к счастью, от слова ничего не спасает и не помогает. Пожалуй, кроме равнодушия. Но и оно временно. А что не временно? Пожалуй только то, к чему бессмысленно подбирать слова.

На излете осени Петербург оставил меня. Покинул. Оставил в покое. Может так оно и к лучшему. Бросил мне в руки книги, никуда не зовет, закрыл все свои двери и держит меня только в холоде. Видимо, тепло значится за другими. И они им давно перестали делиться. А я до сих пор не научился просить.

ночь

Ночь, ночь, ночь.. ветер усилился вместе с пчелиным зудом дворовых алкашей и вечерних, бесцельных бродяг. Им некуда идти, а у меня белые компьютерные страницы, которые никогда не возьмешь в руки. И, следовательно, никогда не разорвешь.

Рукописи теперь точно не горят. Рукописи теперь удаляются.

В большом городе — большое одиночество. Скорость жизни неимоверная — одна неделя сжалась в один месяц. Время не тянется. За ним не следишь. Просто говоришь, что его нет. Потому что так проще смиряться с тем, что тебе уже двадцать восемь лет, а ничего великого ты не сделал. И голос внутри шепчет: «Ничего, ничего, ничего страшного... ты вечен, ты - бессмертный дух, ты умрешь, потом родишься снова и тогда тебе уж точно повезет, всему свое время». Не все находят покой и утешение в подобных размышлениях. И чем надо обладать, чтобы сказать такое? Глупостью очевидной или интуитивной мудростью? Так или иначе, с того света никого не вызовешь и не расспросишь подробно. Наивные дети, мы не знаем что такое жизнь и пытаемся со смертью разобраться...

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.11.2015. Дыши глубже
• 27.11.2015. Незаконченное молчание
• 23.11.2015. Патока полустершихся воспоминаний