Алексей Козлов. Пруд

Марина Юрченко Виноградова: литературный дневник

Он как будто забылся последним из мыслимых снов.
Безутешные ивы склонились над лоном его.
Не родня океанам планеты с её кривизной,
Он – послушник, уснувший в молитве над плоской травой.


От кувшинок до ила на дне неподвижен и тих.
И созвездья Вселенной не могут быть в нём сочтены.
Мал, как зеркало заднего вида, но шире других,
Отражающих лица на фоне квартирной стены.


И у рыбы желания нет выходить из воды,
Кистепёрить по суше в приматы и homo как то,
Что изгадит пейзажи, оставив на каждом следы.
Но когда-нибудь разум вернётся, заглушит мотор,


Не питания ради расстелет под ивами плед,
И услышит тогда над собою: «И будешь спасён!».
И уверует в святость всего, что присуще земле.
И, уснув у пруда, он проснётся его карасём.



Когда уходит женщина


Когда уходит женщина, то с ней
Из дома исчезают отраженья
Одежд, причёсок в зеркалe, в окне
С улыбками в yпор – на пораженье –


И горько-сладкий запах ацетона
От обезманикюренных ногтей,
Гримаски с уличеньем в моветоне
При выборе салфеток для гостей.


Пейзаж сменяет натюрморт обоев,
А небо – потолок, восход – стена.
И точность «ля» настройщика-гобоя
Для утренних прелюдий не нужна.


Она уходит – женщина-любовь –
И больше не вернётся как явленье.
А слово «больше» сочетает боль
И шелест платья, льнущего к коленям.


Пустой стакан, от страха смерти липкий,
Приговорённый, мается в руке.
И кажется, что где-то ноет скрипка,
Но это дверь скрипит на сквозняке.



В старом городе


В старом городе буйствует тьма-чума,
Частоколом стоят мертвецы-дома,
А от эха нетрудно сойти с ума.
Пахнет завтрашним свежим хлебом.
Крепостные останки штурмует плющ,
Кафедральная башня топорщит плюс –
У земли с небесами ночной аншлюс,
Притиранье брусчатки к небу.


Ночью ярче созвездий огни витрин,
В них бесполые куклы зовут: «Смотри!» –
И слетаются жадные сны на крик,
А в отелях скрипят пружины
Под влюблёнными в скидки на бренд «Виттон»,
Дармовые поездки с женой в ландо.
Я людей только ночью люблю – за то,
Что их стоны во сне не лживы.


Я далёк от скоплений людской плотвы,
И никто не узнает с «Откуда вы?»
То, что я – ниоткуда, никто в живых.
Для экскурсий навек потерян –
Ненавистник музеев, названий, дат,
Схем сражений, числа кораблей, солдат,
Династических браков и их вреда
Или блага для двух империй.


Не подарок для селфи тщеславных дев,
Не известен ничем, никому, нигде,
Неприметен, в неброский костюм одет,
Полагаясь на перспективу,
Попиваю баварское с «Аllesgut!»*,
Будут слава и деньги когда-нибудь.
И, смеясь над надеждой, топлю губу
В белой пене над чёрным пивом.



Воспоминания о довоенной Одессе


1.


Прибой, цирюльник личный,
Брил подбородок суши.
От междометий птичьих
Закладывало уши.


Любовные вопросы
Решались у фонтана,
Где мальчики в матросках
Играли в капитанов.


С улыбкой подавали
Последнему из Шмидтов.
Привоз сверкал кефалью
И южным колоритом.


Трудяга престарелый –
Буксир, портовый Кришна,
Шёл в чёрном ожерелье
Цветов-автопокрышек.


И простыни шуршали
Над палубами улиц,
Петляющих, шершавых,
Как створки местных устриц.


И жители от неба
Не прятались под камни,
А дюк обложен не был
С морским песком мешками.


2.


Смерть посылая к чёрту,
Жизнь по ступеням старым
Опять взойдёт от порта
К Приморскому бульвару.


И встрепенётся город
От голубиных розней
На памятнике гордом
Из двухсотлетней бронзы.


И я из дальних далей
Приду к его порогу
Без страха и сандалий
Омыть прибоем ноги.



Другие статьи в литературном дневнике: