Аля Кудряшева. А если кто-то напишет...А если кто-то напишет, что любит осень, – не верь им, это неправда, пусть даже в книжке с прохладными и ласковыми листами. Не зря ведь все-таки я много лет торговка, я знаю, что люди на самом-то деле любят – они любят яблоки, кошек и фантазёров – они покупают книги, в которых пишут, что кто-то такой особенный – любит осень. А я стою – все знают – у перекрёстка, перед лотком, сиюящим, будто лампа очередного глупого Аладдина, там всё лежит – и нужное, и не очень, поскольку все всё равно выбирают кошек и яблоки, остальное тревожит глаз и чуточку греет душу – ну так, реклама, двигатели торговли. Меня узнать несложно – я в длинной юбке, раскрашенной сиреневыми цветами, и в тёмной блузе, строгой, как глаз грифона. И справа белый шрам на моей ладони: увидишь руку – сразу его заметишь. А ты не видишь, ты же хотел котенка. Сейчас на мне ещё серо-белый свитер, таких теперь нигде уже не увидишь, а раньше все носили – овечьей шерсти, как раз подходит к этой сырой погоде, в нем не простынешь, будешь здоровым, сильным, давай пять злотых – будет тебе и свитер. А если кто напишет, что любит осень, что жить не может без дождевой прохлады, без серых капель, бьющихся на асфальте, как миллионы выброшенных сердечек, скажи ему, что скоро настанет лето, – посмотришь, как он скептически улыбнётся – какое скоро, нам до зимы дожить бы. Пойми, что просто лето любить не модно – понятно, для чего оно людям нужно, – а осень – тут просторы для размышлений. Сейчас скажи, что ты-то как раз из этих, мыслителей, гуляющих без накидок по глинистым размытым дорожкам парка, возвышенное лицо поднимая к небу, и портящих отличнейшую бумагу. Скажи, что ты за осенью и явился, за настоящей осенью, без изъяна, без суеты машин, городского гула, за чистой осенью, лучшим её экстрактом. Давай пять злотых – будет тебе и осень. Смотри сюда – вот видишь, стоят деревья, на них вороны, где-то бредёт собака, и ноги её скользят по размокшей глине, собака воет глухо и как-то хрипло, попробуй-ка погулять в этой мокрой шерсти. А вот окно, на нём помутнели стёкла и видно плохо, только лишь силуэты, но пахнет кофе, значит, хозяин дома. А вот две улицы, два карандашных взмаха, асфальт в пупырышках, будто бы у асфальта замёрзли руки – держать на весу всё это. А вот, смотри, фигурка в широкой юбке, вокруг неё сияют осколки стёкол, какой-то мусор, ёлочные игрушки, пахучий вереск, глупые безделушки, и яблоки грудой розовой под прилавком. Вот это осень – осень на самом деле, простая осень стареющей глупой ведьмы, бери её, потом приходи – добавлю. Но ты не хочешь, хочешь своей, родимой, чтобы её по капле протяжно выпить и чтоб она растворилась в бродячьем сердце. Так не бывает, милый, так не бывает. Бывают яблоки, кошки и погремушки, для всех, для каждого, сколько кому угодно. А осень – видишь, никто и не покупает. Растят свою, в кармане дырявом носят и согревают в мокрых своих ладонях. А впрочем – ты не слушай, старуха бредит, ведь ты же помнишь, люди не любят осень. Давай свой злотый, яблок тебе насыплю, румяных яблок, даже в ладонях – сладких. Иди отсюда, милый, не мучай бабку, пора уже сворачивать самобранку, а завтра можешь прийти, подарю котёнка. Оставь, оставь себе свои золотые. А ветер вешал звёзды на сером небе, и пять из них случайно упали наземь, пять золотых лежат на сыром асфальте, пять золотых, кленовых. Согрей в ладонях.
© Copyright: Марина Юрченко Виноградова, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
