Иван Бунин

Валентина Домчина: литературный дневник

Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как
жаждем упоения жизнью, -- не просто наслаждения, а именно упоения, -- как
тянет нас к непрестанному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный
труд! Россия в мои годы жила жизнью необыкновенно широкой и деятельной,
число людей работающих, здоровых, крепких в ней все возрастало. Однако разве
не исконная мечта о молочных реках, о воле без удержу, о празднике была
одной из главнейших причин русской революционности? И что такое вообще
русский протестант, бунтовщик, революционер, всегда до нелепости отрешенный
от действительности и ее презирающий, ни в малейшей мере не хотящий
подчиниться рассудку, расчету, деятельности невидной, неспешной, серой? Как!
Служить в канцелярии губернатора, вносить в общественное дело какую-то
жалкую лепту! Да ни за что, -- "карету мне, карету!"


Замолаживает -- это слово употреблялось когда-то на винокурнях, и
человек выпивший хотел им сказать, что в него вступает нечто молодое,
радостное, что в нем совершается некое сладкое брожение, некое освобождение
от рассудка, от будничной связанности и упорядоченности. Мужики так и
говорят про водку:
"Как можно! От ней в человеке развязка делается!" Знаменитое "Руси есть
веселие пити" вовсе не так просто, как кажется. Не родственно ли с этим
"веселием" и юродство, и бродяжничество, и радения, и самосжигания, и
всяческие бунты -- и даже та изумительная изобразительность, словесная
чувственность, которой так славна русская литература?


На одного умного полагается 1000 глупых, на одно умное слово приходится 1000 глупых, и эта тысяча заглушает. (Из записной книжки Чехова).
А.П. Ч Е Х О В
ведь выдумывать и уметь сказать хорошую нелепость, хорошую шутку могут только очень умные люди, те, у которых ум "по всем жилушкам переливается". И сам он чрезвычайно ценил этот талант, талант шутки, и тех, кто быстро улавливают шутку.
-- Да-с, это уж вернейший признак: не понимает человек шутки, пиши пропало!
-- А чаще всего, -- сказал я однажды, -- страдают этим женщины. Кажись, и умна, а не понимает!
-- Ах, да, да. И знаете: это уже не настоящий ум, будь человек хоть семи пядей во лбу.



"Талант -- это труд: талант -- это ответственность, талант -- это совесть".


"Литератор -- это человек, обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и
совести" (из письма Чехова к Киселевой 1887 года).


"Истинные таланты, -- писал он брату Николаю, -- всегда сидят в потемках, в толпе, подальше от выставки... Даже Крылов сказал, что пустую бочку слышнее, чем полную..."


солидарность же молодых литераторов невозможна и не нужна... Чтобы помочь своему коллеге, уважать его личность и труд, чтобы не сплетничать на него и не завистничать, чтобы не лгать ему и не лицемерить перед ним, -- для всего этого нужно быть не столько молодым литератором, сколько вообще человеком... Будем обыкновенными людьми, будем относиться одинаково ко _в_с_е_м, не понадобится тогда и искусственно взвинченной солидарности. Настойчивое стремление к частной, профессиональной, кружковой солидарности, какой хотят у Вас, породит невольное шпионство друг за другом, подозрительность, контроль, и мы, сами того не желая, сделаемся чем-то вроде иезуитских социусов друг у друга... Я не солидарен с Вами, но обещаю Вам по гроб жизни полную свободу как литератору..."


Под флагом науки, искусства и угнетаемого свободомыслия у нас на Руси будут царить такие жабы и крокодилы, каких не знавала даже Испания во времена Инквизиции. Вот Вы увидите! Узкость, большие претензии, чрезмерное самолюбие и полное отсутствие литературной и общественной совести сделают свое дело. Все эти Гольцевы и Ко. напустят такой духоты, что всякому свежему человеку литература опротивеет, как чорт знает что, а всякому шарлатану и волку в овечьей шкуре будет где лгать, лицемерить и умирать с честью"...


Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи... Потому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святая святых -- это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы, от лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником".


Бывают минуты, когда я положительно падаю духом. Для кого и для чего я пишу? Для публики? Но я ее не вижу и в нее верю меньше, чем в домового: она необразована, дурно воспитана, а ее лучшие элементы недобросовестны и неискренни по отношению к нам. Нужен я этой публике или не нужен, понять я не могу. Буренин говорит, что я не нужен и занимаюсь пустяками. Академия дала премию -- сам чорт ничего не поймет. Писать для денег? Но денег у меня никогда нет, и к ним я от непривычки иметь их почти равнодушен. Для денег работаю вяло. Писать для похвал? Но они меня только раздражают. Литературное общество, студенты, Евреинова, Плещеев, девицы и проч. расхваливали мой "Припадок" вовсю, а описание первого снега заметил только один Григорович, и т. д. и т. д. Будь у нас критика, тогда бы я знал, что я составляю материал -- хороший или другой, все равно -- что для людей, посвятивших себя изучению жизни, я так же нужен, как для астронома звезда... А теперь я, Вы и проч. похожи на маньяков, пишущих книги и пьесы для собственного удовольствия. Собственное удовольствие, конечно, хорошая штука, оно чувствуется, пока пишешь, а потом?"


.."Буржуазия очень любит так называемые "положительные" типы и романы с благополучными концами, так как они успокаивают ее на мысли, что можно капитал наживать и невинность соблюдать, быть зверем и в то же время счастливым".


Золя все-таки прав {Дело Дрейфуса.}, так как дело писателей не обвинять, не преследовать, а вступиться даже за виноватых, раз они уже осуждены и несут наказание. Скажут: а политика? интересы государства? Но большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, поскольку нужно обороняться от нее. Обвинителей, прокуроров, жандармов и без них мног

20 января 1899 г., Ялта.


Скажешь, — правительство виновато? Да ведь по холопу и барин, по Сеньке и шапка.


..."Я далек от того, чтобы восторгаться современностью, но ведь надо быть объективным, насколько возможно справедливым. Если теперь нехорошо, если настоящее несимпатично, то прошлое было просто гадко".

я отвечу тоже текстом: не надейся на князи и сыны человеческие... Не гувернер, а вся интеллигенция виновата, вся, сударь мой. Пока это еще студенты и курсистки -- это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам выйти самостоятельно на дорогу, стать взрослыми, как и надежда наша и будущее России обращается в дым, и остаются на фильтре одни доктора, дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры. Вспомните, что Катков, Победоносцев, Вышнеградский -- это питомцы университетов, это наши профессора, отнюдь не бурбоны, а профессора, светила... Я не поверю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю, даже когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее недр. Я верую в отдельных людей; я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям -- интеллигенты они или мужики, -- в них сила, хотя их мало. Несть праведен пророк в отечестве своем; и отдельные личности, о которых я говорю, играют незаметную роль в обществе, они не доминируют, но работа их видна; что бы там ни было, наука все подвигается вперед и вперед, общественное самосознание нарастает, нравственные вопросы начинают приобретать беспокойный характер и т. д. и т. д. -- и все это делается помимо прокуроров, инженеров, гувернеров, помимо интеллигенции en masse и несмотря ни на что".22 февраля 1899 г., Ялта.



В.Г.Короленко
народ, который еще не научился владеть аппаратом голосования, который не умеет формулировать преобладающее в нем мнение, который приступает к устройству социальной справедливости через индивидуальные грабежи (ваше: "грабь награбленное"), который начинает царство справедливости допущением массовых бессудных расстрелов, длящихся уже годы, такой народ еще далек от того, чтобы стать во главе лучших стремлений человечества. Ему нужно еще учиться самому, а не учить других.


давно сказано, что всякий народ заслуживает того правительства, которое имеет. В этом смысле можно сказать, что Россия вас заслужила... Вы являетесь только настоящим выражением ее прошлого, с рабской покорностью перед самодержавием даже в то время, когда, истощив все творческие силы в крестьянской реформе и еще нескольких, за ней последовавших, оно перешло к слепой реакции и много лет подавляло органический рост страны. В это время народ был на его стороне, а Россия была обречена на гниль и разложение. Нормально, чтобы в стране были представлены все оттенки мысли, даже самые крайние, даже порой неразумные. Живая борьба препятствует гниению и претворяет даже неразумные стремления в своего рода прививку: то, что неразумно и вредно для данного времени, часто сохраняет силу для будущего.В.Г.Короленко


..."Ей Богу, никакого нет нервного века. _К_а_к_ _ж_и_л_и_ _л_ю_д_и,_ _т_а_к_ _и_ _ж_и_в_у_т, _и_ _н_и_ч_е_м_ _т_е_п_е_р_е_ш_н_и_е_ _н_е_р_в_ы_ _н_е_ _х_у_ж_е_ _н_е_р_в_о_в_ _А_в_р_а_а_м_а, _И_с_а_а_к_а_ _и_ _И_а_к_о_в_а". А.П.Чехов


"Счастье и радость жизни не в деньгах и не в любви, а в правде. Если захочешь животного счастья, то жизнь всё равно не даст тебе опьяниться и быть счастливым, а то и дело будет огораживать тебя ударами" (из записной книжки Чехова).


"Водку трескают отчаянно, и нечистоты нравственной и физической тоже отчаянно много.



"Искусство писать, -- говорил он мне, -- состоит собственно не в искусстве писать, а в искусстве... вычеркивать плохо написанное".
Иван Бунин
Русская, брат, музыка: жить по-свинячьи скверно, а все-таки живу и буду жить по-свинячьи!


Скажешь, — правительство виновато? Да ведь по холопу и барин, по Сеньке и шапка. Ох, да есть ли еще такая сторона в мире, такой народ,


А.П.Чехов
Всякое обвинение, даже если оно высказывается в дамском обществе, должно быть формулировано с возможною определенностью, иначе оно не обвинение, а пустое злословие, недостойное порядочных людей.


Если бы меня спросили, что мне не нравится в теперешних моих учениках, то я ответил бы на это не сразу и не много, но с достаточной определенностью. Недостатки их я знаю и мне поэтому нет надобности прибегать к туману общих мест. Мне не нравится, что они курят табак, употребляют спиртные напитки и поздно женятся; что они беспечны и часто равнодушны до такой степени, что терпят в своей среде голодающих и не платят долгов в общество вспомоществования студентам. Они не знают новых языков и неправильно выражаются по-русски; не дальше как вчера мой товарищ, гигиенист, жаловался мне, что ему приходится читать вдвое больше, так как они плохо знают физику и совершенно незнакомы с метеорологией. Они охотно поддаются влиянию писателей новейшего времени, даже не лучших, но совершенно равнодушны к таким классикам, как, например, Шекспир, Марк Аврелий, Епиктет или Паскаль, и в этом неуменье отличать большое от малого наиболее всего сказывается их житейская непрактичность.
Аракчеев сказал в одном из своих интимных писем: «Всё хорошее в свете не может быть без дурного,


«Познай самого себя» — прекрасный и полезный совет, жаль только, что древние не догадались указать способ, как пользоваться этим советом.
Когда мне прежде приходила охота понять кого-нибудь или себя, то я принимал во внимание не поступки, в которых всё условно, а желания. Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.И теперь я экзаменую себя: чего я хочу?
Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья, ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей. Еще что? Я хотел бы иметь помощников и наследников. Еще что? Хотел бы проснуться лет через сто и хоть одним глазом взглянуть, что будет с наукой. Хотел бы еще пожить лет десять... Дальше что?
А дальше ничего. Я думаю, долго думаю и ничего не могу еще придумать. И сколько бы я ни думал и куда бы ни разбрасывались мои мысли, для меня ясно, что в моих желаниях нет чего-то главного, чего-то очень важного. В моем пристрастии к науке, в моем желании жить, в этом сиденье на чужой кровати и в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и понятиях какие я составляю обо всем, нет чего-то общего, что связывало бы всё это в одно целое. Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей, или богом живого человека.
А коли нет этого, то, значит, нет и ничего.



Другие статьи в литературном дневнике: