Здесь живет поэзия

Людмила Шелухина: литературный дневник

Мужичок без номера
Петр Люкшин
Мужичку не закроешь роток.
Не подкупишь ни водкой, ни кашей.
Видит все
мужичок-с-ноготок,
он-то знает,
кто пляшет, кто пашет.


Деньги ль пастырю в рясе суют,
мрет ли с голоду мамка-старушка,
мужичок-с-ноготок
тут как тут,
все поведает боженьке в ушко.


То на рынке мелькнет, то в тюрьме,
то на модном каком вернисаже.
А чего у него на уме -
ни один академик не скажет.


Да и кто он на данный момент?
Дурачок ли, свалившийся с крыши?
Или очень секретный агент,
к нам в Россию направленный свыше?


- Кто же ты - говорю, - сукин сын?
Рюмку пью и гляжу ему в очи.
А они у него...
синь-просИнь,
синь- просИнь
( только грустные очень )...




Завтра
Петр Люкшин
Не впервой
махать руками:
- Свет-Господь, помилуй нас.
Мы не в ту бросали камни,
обознались с пьяных глаз.


Горько плачем на могиле:
- Слышь, Господь,
опять облом.
Мы не ту вчера убили,
завтра точно ту убьем.


И звенит в висках
звоночком
( и не спрятаться в закут):
завтра - точно,
завтра - точно
встанут, выпьют
и убьют...





С тобой
Петр Люкшин
А в этом городе так много автомобилей и церквей... Но нету Бога, нету Бога... Хоть свечки ставь, хоть водку пей. Железный блеск Дворца и Рынка. А посреди кольца дорог рыдает глупая былинка, на всех одна. Ей нужен Бог.
Мое невыжженное чудо, сердечко сердца моего, пошли, пошли, пошли отсюда...
Они привыкли без Него.



Девятнадцатый
Петр Люкшин
Так гулять бы
и бродить бы
и смотреть во все глаза,
потихонечку
чинить бы
утюги и примуса.
Пить чаек
в избе сосновой,
Богу жалиться во сне:
" В двадцать первом мне хреново,
в девятнадцатый бы мне..."


В бороде улыбку спрячет
и вздохнет:
"Не хнычь, солдат,
в двадцать третьем тоже плачут -
в двадцать первый все хотят..."



Давнее
Петр Люкшин
Навстречу деду пьяному
с бабулькою счастливою
по полу деревянному
идет дитя сопливое.


Им встретиться не чается
( и это получается!).
Дитя чуть-чуть качается
и дед ( чуть-чуть!) качается.


Они смеются искренне,
и оба сил полны.


И оба ( даже издали!)
друг в дружку влюблены.




Пророки
Петр Люкшин
Все пророки одиноки, совершают чудеса, пишут пламенные строки, указуют в небеса и, счастливые, как дети, любят шастать и бродить. Одного хотя бы встретить, накормить и напоить. И когда он выпьет много, расспросить: какой он, Бог? почему он видел Бога, а наш батюшка не смог? Почему одет так просто? Где свой крестик покупал? И какой ему апостол в душу более запал?
А когда за чаркой ( лишней!) он устанет говорить, постелить ему под вишней, а с утра опохмелить. Пусть во сне, подобно тучке, он душой плывет в зенит ( и носки его, вонючки, подменить, пока он спит)...




Родственное. Зимнее
Петр Люкшин
Снег можно есть.
Он чист и сладок.
Он всем родня одномоментно.
У человека нет перчаток
и шапки нет,
и документа.


Он до апреля не дотянет,
споткнется и - несчастный случай!
И может,тоже
снегом станет,
точь-в-точь таким
и даже лучше.


И потому ему не грустно,
он щерится теплом и лаской
широкой рожей
полурусской,
полутатарской
( иль хохляцкой).


Прекрасно жить
без документа,
коль ты живой и человечный,
и всем чужой ( одномоментно),


и всем - родня ( уже навечно).




Кукловоды
Петр Люкшин
Пьем мятный пунш,горячий как твои колени
и рассуждаем про любовь и снегопады.
А наши куклы
разбрелись,галдя,по сцене.
Один уснул,
а два других дерутся,гады.


Их развести бы по углам и приструнить бы,
но так лазурен наших чувств высокий купол,
но так приятен мятный пунш...
А до женитьбы
осталось три-четыре дня, тут не до кукол.


А куклы пьяны в лоскуты и неумыты,
у них свобода,и кабак,и баррикада.
Один смеется,как дурак,
а два убиты.
И ни хрена не разберешь,чего им надо.


Остынет пунш,иссохнет сыр на чайном блюде.
Возьми свой плащ. Еще не высохла дорога.


Им так хотелось,-
мать твою! -
пробиться в люди.
Еще б немного,-
слышишь,мать?-
еще б немного...






Как у Стругацких
Петр Люкшин
Вдруг напишу письмо, лишнее, как бельмо, длинное, как зима или роман Дюма. Будешь читать сто лет. Будет сто темных лет то загораться свет, то выключаться свет. Синие купола вызреют, как овсы, в мире добра и зла спутаются концы.
Буду вести подсчет и в океан смотреть: долго письмо идет... как бы не умереть... Дух обожжет строку, вот и - все горы с плеч. Я припишу вверху:
" Перед прочтеньем сжечь..."







Другие статьи в литературном дневнике: