Как-то Виктюк заметил, что его публика – это те, кто образует эмоциональное меньшинство. Те, кто выпал из этой цивилизации, в которой преобладает разум, а не сердце: «Мы объездили много стран, и эти люди, которые есть повсюду, определяют в мире все. Они каким-то непостижимым образом передают друг другу, из разных частей света, свои чувства. Я думаю, что они своим ощущением любви не дают нашей планете исчезнуть».
Любить Нарциссов – каприз и крест эстетов. Эта любовь всегда безответна и трагична, но только она способна подарить крылья, те мгновения счастья и боли, за которые не жаль отдать жизнь..
В том и величие, и тайна, и восторг Любви, что жизнь и смерть
становятся равны для того, кто полюбит. Жизнь своя и чужая.
В том сила и ужас Любви. Пред ней смолкают все голоса, кроме
голоса властного желания, которое ослепляет глаза своим
чрезмерным светом, меняет души, меняет людей, меняет
предметы – и драгоценные предметы становятся ничем,
а ничто становится безбрежным царством, и люди становятся
богами и зверьми, входят в мир нечеловеческий, и души бьются,
безумствуют, светятся, души горят исступленные, плачут,
и в первый раз живут, и в первый раз видят, видят все –
влюбляясь в тела, как некогда Ангелы влюблялись в дочерей Земли.
Ангелы бросили Небо для Земли и тем связали изумрудную Землю
с бездонностью синего Эфира, в котором рождается все.
Они удвоили мир, и мы живем между двух зеркальностей.
Нам страшно среди отражений. Нам холодно, мы цепенеем и тонем
в зеркальных глубинах. Но мы любим, мы любим, и ради
Любви совершим геройство, и ради Любви совершим преступление,
ради одной минуты Любви создадим жизнь и растопчем жизнь.
В этом Любовь. Любовь ужасна, беспощадна, она чудовищна.
Любовь нежна, Любовь воздушна, Любовь неизреченна и необъяснима,
и что бы ни говорить о Любви, ее не замкнешь в слова,
как не расскажешь музыку и не нарисуешь солнце.
Любовь иногда приводит к безумию. Иногда? Быть может, всегда?
О, конечно, всегда, но только порою это безумие тонет,
вспыхнув, и больше нет Любви, потому что вот больше уже нет безумья,
– а порою безумье кончается реальностью, самой нереальной,
хоть она и повседневна. Когда безумье кончается буднями,
нельзя больше говорить о Любви, как нельзя говорить о свежести здоровья,
видя перед собой излечившегося калеку, которого бросило что-то под колесо,
но который исправил свои изломы.
Любовь, сказка мужской мечты и женской, не смешивается с жизнью.
Она возникает в ней, как сновиденье и уходит из нее,
как сновиденье, иногда оставляя по себе поразительные воспоминания,
иногда не оставляя никакого следа – только ранив душу сознаньем,
что было что-то, чего больше нет, чего не будет, чего не вспомнишь,
не вызовешь опять никакими усильями.
Любовь возносит или бросает в яму. Любовь дает нам быть в аду или в Раю,
но никогда не останавливается на среднем царстве,
находящемся между двумя этими полюсами. В Любви нет тепла,
в ней есть только жгучесть или холод. То, что толпа называет
теплыми словами, есть мерзость пред Богом.
Пламя или мертвый лед. Между ними нет третьего, а эти два могут
быть вместе в одном, как вместе дышат в мире Бог и Дьявол. Среди Европейских людей никто так этого не понял, как Испанцы. Героини Испанских драм в таинственный,в решительный момент возникновения любви восклицают: "Я вся – огонь и лед!"
Это понял также и Оскар Уайлд.
У Любви нет человеческого лица. У нее только есть лик Бога и лик Дьявола.
В роскошной панораме, исполненной яркого безумия,
Оскар Уайльд показал нам лик Дьявола в любви.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
