А завтра была война...Я – человек достаточно мирный (если не совсем сильно на хвост наступают целенаправленно). И поэтому для меня любая Война – кошмарный сон. Последние дни у меня такое чувство, будто я иду по полю. Одна. В летнем тонком платье. Конца этому полю не видно. Ни в одну, ни в другую сторону. Но солнца нет. Какой-то жуткий ветер с пылью. С грязью. Со всех сторон – подобие призраков. Все они стреляют друг в друга стрелами. Стрелы проносятся мимо меня, свистят. Они проходят и через меня, но меня не ранят. Я продолжаю идти куда-то вдаль. Мне плохо от того, что происходит. Все эти призраки тянутся ко мне и шепчут: «Саша! Саша!» Каждый из них рассказывает мне что-то ужасное про кого-то другого из призраков. Они пытаются схватить меня за руку и остановить. Перетянуть к себе. Идти тяжело. Я хочу не слышать того, что они мне говорят. Но не получается не слышать. Что лучше – ужасный конец или ужас без конца? Мне хочется сделать шаг в сторону от них ото всех. Но поле – бесконечно. На днях в полночь написала Вадиму: «что делать-то?» «Что делать, что делать… телефон включи!» Мы долго… хохотали. Просто истерично. На следующий день – продолжение «банкета». Мы как раз переехали в «новый офис». Там было пусто совсем. И пока грузчики заносили вещи, я лежала на полу и смотрела в белый потолок. Это – драма абсурда. И все, кто получал в последние две недели определенные письма (хотя не все получали ВСЕ письма, т.к. у некоторых отправителей в рассылочных базах отсутствовали какие-то лица), заваливали меня вопросами в своих письмах и звонках: «ЧТО ЭТО ВСЁ ЗНАЧИТ? Ну и весело там у вас!» Дима Силкан, прочитав очередной «спам», написал мне: «Так и хочется сказать: Дайте две!!!» (таблетки от жадности). На самом деле, совсем не весело. И мне очень плохо от того, сколько всего я знаю, находясь внутри этой ситуации. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Мне жаль многих людей, кто вовлечен в эту войну. Потому что нет людей без грехов. И нет абсолютно плохих людей. Рассказать сейчас что-либо я не могу в виду своих принципов. Наверное, другой на моём месте уже написал бы статью в СМИ, и за неё бы заплатили денег. Которые мне так сейчас нужны. Но как сказал однажды Вадим, «Наши принципы нас губят»… Об этом я когда-то написала в 2х стихотворениях – «ангел» (я – ангел, приставлен к стене) и «осенний сплин». Просто сейчас – апогей событий. Рано или поздно мир должен был перевернуться. И каждый рано или поздно сбрасывает свою маску. По И-Цзин выпала гексаграмма хаоса. И из него надо как-то выбираться. Что я и сделала сегодня в полночь, написав одно письмо… Что будет дальше – не знаю. Знаю, что так же, как раньше, не будет уже никогда. Будет как-то иначе. Выступила в Доме Русского Зарубежья им. Солженицына на Таганке. Если бы не Андрей Корольков (глава московского отделения Международной гильдии писателей – Германия), этого вечера не было бы. Он фактически меня заставил выступать. И петь. Я была не в состоянии даже думать о выступлении – настолько мне было хреново. Ещё думала, что никто не придет. «И хорошо». Но весь зал был полон. Встаю перед ними – половину лиц не знаю вообще. Улыбаюсь, говорю, что не ожидала, что столько людей придёт, и что я многих не знаю… А они мне в ответ улыбаются: «Зато мы Вас очень хорошо знаем!» «Ну и слава Богу! – отвечаю. – Тогда не буду Вам ничего о себе рассказывать». Пела. Потому что в афише Андрей поставил, что я пою и читаю. Потому что он, когда послушал один из моих дисков, позвонил и сказал: «Ты должна петь…» Пела. Извиняясь. Стесняясь. Потому что меня в своё время «зачмырили» - «не смей вообще никогда петь на сцене…» Потом Андрей Корольков после вечера сказал: «Мало пела. Так искренне ты поешь!!!» И Серёжа Добронравов из зала просил «А ещё?» А ещё – потом, Серёж, когда-нибудь. Тебе лично спою. На открытке из коллажа собственноручного, которую мне подарил потом в конце вечера, он написал: «Саш, пой…» Светлана и Эрик сказали после: «Ты очень изменилась. С момента, когда ты у Мансуровой выступала. Небо и земля… Как ты читала, как говорила между стихами…» Светлана ещё сказала, когда я читала стихи Рэю, я вся переливалась радугой (она видит). Потом я ей отправлю 5 фоток с вечера. Там свечение ауры потрясающее. Человек, Которого Не Было, незаметненько-так серой мышкой уселся в конце зала. Я нагло прочитала «Эй, Вы!», ткнув в его сторону пальцем в конце стиха. Как только дочитала полностью всё, что собиралась, он встал и ушёл, показав мне жестом, что позвонит. Стали читать гости. Я вышла из зала вслед за ним. Он обнял меня у лифта: «Мне всё-таки больше нравится, когда ты читаешь… Мне надо идти… На следующей неделе…» Когда читала, в какой-то момент показалось, что в зале сидит моя двоюродная сестра. Потом она будто исчезла. Я так и не поняла, была ли она там или нет. К тому же я плохо вижу… Натэла даже смс-ку написала: «Это я, Натэла, – в последнем ряду…» Я обещала в конце вечера дать возможность прочитать каждому, кто сам пишет. Немельштейн и Добронравов («короли поэзии») отказались – «пас». А некоторые прочитали. Правильно – надо читать. Всё равно. Надо. Всегда, везде, если есть такая возможность. Немельштейн потом звонил: «Тебя там все обступили – не подойти… Вот звоню сказать, что ты…» Я их всех на «вы», почти всех. Говорю: «Вы меня на «ты», хорошо? А я – на «вы», мне так проще». И они уже не мучают меня вопросами, почему так. Сегодня наконец-то бросила всё и набила замечания по вёрстке своей книжки верстальщице. Уже два месяца книга была как сверстана, а я всё не могла найти время для правок. Хочу (из-за нищеты) сделать всю ИИР в 1м томе, чтобы дешевле было напечатать. Люди требуют эту книжку, а денег напечатать нет. Покупают пдф-ы. Вы только вдумайтесь: покупают пдф-ы по цене печатной книжки… Без комментариев. Константин Калашников устраивает мой вечер в Академии при МЧС в феврале. Надо это тоже как-то пережить. Говорит, там зал будет 500 человек. Он – добрый. Пытается меня как-то продвинуть. В декабре он сделал мне вечер в Академии на Юго-Западной при Президенте. Он даже видео отснял моего выступления. А у меня, сволочи, руки не дошли его запись посмотреть. К Степанову уже полгода не могу доехать… А там много вопросов подвешенных. Уже полгода хотела встретиться с одной девушкой по важному вопросу. Руки не доходили. В результате, она сама мне в эту субботу вдруг звонит (раздобыла мой мобильник!!!) и предлагает встретиться. Я обалдела. Ну не идёт гора к Магомету, так Магомет – к горе. На этой неделе очень много встреч ожидается… Вообще, пространство – ткань настолько подчинённая мыслям, что я иногда это физически чувствую. Оно (пространство) колышется в ту или иную сторону, стоит мне только подумать: «надо бы…», и оно меняется – в ту сторону, которая реализует мысль. А потом думаешь: «А может, не так?» И пространство тут же реагирует и делает как-бы шаг назад. Не знаю, как объяснить. Надо чётко знать, чего ты хочешь. Но не делать чрезмерных усилий. И оно само к тебе придёт. Воланд всегда появлялся, когда я о нём напрочь забывала. Но это совсем не означает, что я не хотела, чтобы он появился снова. Наоборот. Он – уже навсегда где-то во мне. Живёт и будет жить вечно. Как и все, кто когда-то был мне дорог. И я их всех люблю. Той самой безусловной любовью. Где бы они ни были физически. С кем бы они ни были. © Copyright: Александра Крючкова, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
