Пиши, продолжай, марафоньЗадание 4. Третья часть – глазами врага или недоброжелателя. *** «А ничего ещё Маринка! Красоты прежней, конечно, уже нет, постарела, но, как говорится, «сходишь неудачно замуж – красоту потеряешь». Зато Ольга вон, бывшая, твердила, что никто со мной жить не сможет, а эта старается: готовит вкусно, кровать расстилает, планам не мешает и коньячку дерябнуть можно без нареканий. Всё в ней ладно, кроме этой вон, мелкой, – Павел искоса посмотрел на Анжелу, сидевшую подле за столом, и продолжил внутренний монолог, – Маринка сказала, дизайнером быть хочет, – это ещё пять лет за неё платить? Ну уж нет. Я вот в её возрасте гвозди собирал, железки по оврагам – сдавал на металлолом, пусть сами, сами… Итак два года каждое первое сентября Маре деньги на одежду детям переводил. Благодарила меня: наконец, мда, прилично одетые на празднике были! Игорь, старший сын Марины, сразу, как в Университет поступил, нашёл себе женщину и ушёл жить к ней, а эту как от матери отцепить? Идём обедать – она тут как тут, садимся за кофе – снова приходит. Вот и сейчас: пришла, расставила чашки, чай разливает… Лишняя ты тут, девочка. Что, не понимаешь? Лишняя. И в быту ты бесполезна. Марина сама со всем справляется, а эта хоть и пытается хозяйку изображать, да руки не из того места…» Крышка падает с заварочника прямиком на стол. «Ха, – думаю я – что и требовалось доказать! Или я это вслух произнёс? Никогда не хотел детей: дети – это нагрузка, дети только мешают. Ольге не дал родить, Маринку взял со взрослыми двумя. Ничего, сбежит Анжела. Поживу ещё нормально, в своё удовольствие. Я её выкурю! Ишь, как морщится, что, табачок не нравится?» – Паш, я поговорить хочу. У мамы не очень хорошо со здоровьем, ты знаешь. Ты не мог бы не дымить на кухне, пока мы едим? – это Анжела ко мне обращается. Во наглая! – У нас раньше в семье никто никогда не курил… «У вас в семье? А нет больше твоей семьи, девочка. Есть я и твоя мать… Фьюить, упорхнёшь скоро отсюда, вей другое гнездо». *** Задание 4. Четвертая часть общего задания или третий ракурс психодрамы. *** «Поменяла шило на мыло. Он даже по имени её не зовёт, придумал кличку щенячью «нос-хвост». С утра летает эхом по квартире: «нос-хвост, подай», «нос-хвост, принеси», «мне бы того-сь» (это значит кровать ему расстелить надо, сам не научился), и, под завершение банкета, «нос-хвост, мне б дерябнуть» – иными словами «иди, Мариночка, к холодильнику, водки надо налить или коньяку рюмочку». И что из этого про любовь, про уважение, в конце концов? Мама спрашивает: «Анжел, а разве бывают не эгоисты?» «Бывают, – отвечаю я ей уверенно, – твой отец». С бабушкой на днях они обсуждали мои перспективы на будущее. Зря я заикнулась про дизайнерский факультет. «Она что, на нашей шее ещё пять лет висеть будет?» – сказала тогда мама, я всё слышала. Да я ни дня на её шее не буду, на его – тем более. Я вообще ни от кого никогда не буду зависеть! Сейчас на работу устроюсь и съеду от них на все четыре... Я сильная, я всё могу сама. «Нет! Не трогай чайник. Поставь! Опять прольёшь...» – слышу я мамин окрик, прерывающий плавный ход моих мыслей. Рука дёргается от неожиданности, крышка заварочника падает на стол. Почему всегда, когда она надо мной вскрикивает или одёргивает, что-то падает из рук? Скорее бы жить отдельно... Вот Павел лыбится на крутящуюся юлой на столе крышку. Доволен. Опять крякает в усы, ржавые от табака, скалит жёлтые зубы. «Что и требовалось доказать», – торжествующе шипит он. Кому и что доказывает? Он хоть раз в жизни сам себе чай налил? Прожил пять десятков, опекаемый женщинами: бабушкой, мамой, женами... Я сама веду быт, когда живу одна в квартире бабушки, они уезжают из города каждую весну до первых осенних заморозков. Я всё умею! На даче соседские мальчишки забегают поесть, я им нравлюсь, я – «свой парень»... Недавно вот двое в любви признавались, в один день прямо. Я кормлю племянницу по расписанию завтрак-обед-ужин, она не умеет, хотя младше всего на несколько месяцев, я взяла шефство. Я самостоятельная. Я самодостаточная. Я... Опять Павел курит нам в тарелки. Вот уж точно, мыло. Мама проглатывает вместе с дымом все его закидоны. «Мужчину после сорока не переделать», – говорит она, вздыхая, жалко её всё-таки. Очень ведь красивая в молодости была, столько женихов сваталось, а выбрать нормально не смогла. Павел выдувает никотин на мамин любимый цветок. Цветку плохо на подоконнике, надо его в комнату забрать. Скоро всё моё переселится в маленькую комнату, и есть я буду там одна. Мама даже чай пить со мной прекратит, чтобы муж не ревновал. Вот мама выходит из кухни. Он своим дымом её добьёт: какая кожа стала нездоровая, жёлто-зелёная, и куда делись её круглые щёки? Надо было им квартиру с балконом покупать, вся спальная комната в дыму, а она всё терпит... терпит. Прошу Павла, может поймёт: «Паш, я поговорить хочу. У мамы не очень хорошо со здоровьем, ты знаешь. Ты не мог бы не дымить на кухне, пока мы едим? Пассивное курение ведь ещё вреднее. И потом… у нас раньше в семье никто никогда не курил…» Вижу поднятую бровь. Удивлён? Не ожидал? Ну так я же не она, я всегда говорю, что думаю. Замечаю мамины глаза, напуганные реакцией мужа. Опять боишься, что уйдёт? Да пусть идёт, мам. Одной тоже жить можно. И потом, у тебя дети есть». «Не обращай на неё внимания», – произносит мама. <…> 12.05.2024, Красногорск © Copyright: Лина Огнева, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
