Наташа Перстнева.

Ирина Безрукова 2: литературный дневник

ТЕНЬ


Однажды давным-давно (потому что я не помню) и, вообще, где-то на Галапагосских островах, или даже над ними, она появилась. Как занесенная неизвестно где шатавшимся ветром болезнь. Хотя никак болеть не могла.


Не могла болеть, потому что ее не существовало. Это не могли быть даже фантомные боли, потому что ее не существовало никогда. Во всяком случае, ползущая по пляжу, исполосованному за сто лет вдоль-поперек родным брюхом, Черепаха тоже ничего такого не помнила. Может быть, где-то в потуокеанском мире, но кому это интересно? Ее Большой Мир Заповедника хранил эндемическое спокойствие и не собирался обменивать твердую почву под лапами и ластами на всякую залетную ерунду. Тут даже ветер успокаивался и заболевал чем-нибудь родным и научно объяснимым – фламинговой созерцательностью, острыми приступами дайвинговой лихорадки или хроническим дарвинизмом – тем, что всегда можно измерить, взять напрокат, сфотографировать и подтвердить умной книжкой или красивым рекламным проспектом.


Как бы там ни было, куда бы ни ползла Черепаха по своим галапагосским делам, упала однажды на нее невесомая тень ласточки, прокатилась немного на панцире и пропала без следа. Это Черепахе показалось, что след остался. Если бы она могла рассмотреть свой панцирь и убедиться... Но она не могла. Как убедиться в том, чего нет? Если оно даже не болит. Черепаха чувствовала, как потяжелел панцирь с сидящей на ней тенью, но стрелка весов продолжала врать и не двигаться с места – весы ничего не обнаруживали. Никто не начинает лечить не обнаруженную болезнь. Пока не станет поздно.


Вот тогда, когда вовсю греет зимнее галапагосское солнце и несуетливые черепахи собираются на пляже поболтать о важном и показать друг другу выросшую на спине щетину лишайников, тогда-то все и обнаружили брошенный пустой панцирь. С тенью.
Это была немного странная тень ласточки, больше похожая на удравшую из дома черепаху. Конечно, не такую ловкую и острохвостую, как правильная ласточка. Скорее неуклюжую и совсем беззащитную – теперь ее съест любая олуша. Но подруги не стали сплетничать на этот счет, они поглубже втянули головы, лапы и хвосты в домики и закрылись на все цепочки.
А Черепаха думала, что все-таки осталась права – отсюда была хорошо видна лежащая на панцире тень, только сейчас он уже не давил на ребра и плечи. И еще о том, что никакие олуши черепах не едят. Даже летающих и бездомных.



Другие статьи в литературном дневнике: