сомлели тело разум и душа
а воздух сотрясает каждый листик
и если бы сумела не дышать
щекой ласкать деревьев тонких кисти
тогда бы кожей щупала кору
пускала свежесть веток между пальцев
и вышивала солнцем на ветру
как вышивают золотом на пяльцах
...такая тишина стоит вокруг
что закричать захочешь но не сможешь
и если здесь произнесётся звук
то от него и Ты оглохнешь Боже
ещё из одного дневника
к полудню сомкнулись в согласии стрелки
а время летит не успеешь и ахнуть
и в комнате воздух отнюдь не апрельский
кукушка в часах скоро выкрикнет "ахтунг"
глаза у девчушки как чёрные сливы
с полгода назад в них растаяло детство
оно распрощалось с ребёнком счастливым
в разрушенном доме что был по соседству
как часто теперь наступает двенадцать...
в подвале не слышно весенней капели
и девочка быстро привыкла бояться
при этом привыкнуть любить не успела
у мамы ладони - прозрачные льдинки
а девочка тщетно пытается верить
что снова родится но только блондинкой
с другими детьми чтобы в солнечном сквере
вдыхать свежий воздух...но волосы сажей
спадают на плечи как крылья вороньи
да окна подвальные взяты под стражу
решётками ржавыми...где-то хоронят
родных и кукушка зловеще напомнит -
закончилось время пора одеваться
согласие стрелок ещё один полдень
ещё одна память и снова двенадцать...
..как мама похожа теперь на старушку
а раньше красивой её называли
ну как же прогнать эту злую кукушку
чтоб больше не прятаться в тёмном подвале
загородное
на этой солнечной опушке вдали от суматохи дней
где наше всё и даже Пушкин становится ещё родней
отвергнув серость узких улиц аморфность жизни по Дали
покорно дерева прогнулись молясь ветвями в пуп земли
здесь перелив природной речи смешался с говором зверей
а стройные запястья речек впадают в рукава морей
под голубым велюром неба поблёкли даже васильки
...и кажется никто здесь не был ни по любви ни от тоски
фатальное
как волк что потерял свою волчицу
исходит гулким воем так в ключицах
стучит и давит уходящий день
под страхом жизнь карабкается в тень
но после как всегда наступит завтра
горячий кофе сигарета завтрак
и неба синекрылого парча
а стрелки часовые вновь на час
сроднятся предвкушая лето
пусть это вскоре приключится где-то
когда-нибудь и с кем-то всё равно
...но вдруг со мной коль Богом суждено
не мистическое
ни чёрные платья, ни кошки, ни мысли, ни дыры, ни дни,
ни даже присесть на дорожку. лишь только Господь сохранит.
забьётся прохлада в ключице осколком хрустальных небес
и что-то внезапно случится и с чёрным и с белым и без.
податливость бархатной кошки и ветра весеннего шёлк
заставят присесть на дорожку и рюмочку на посошок.
забудешь как модно, как надо, как стыдно и как комильфо,
когда разбивается рядом прозрачного моря фарфор.
поймаешь знакомые лица на памяти хрупкую нить
...и прежде чем сможешь проститься ещё не успеешь простить.
зимнее
здесь небеса белее снов
висят на вороте зимы
снегов полуденных альков
достал до краешка земли
цепляют головы дерев
за облака овечьих форм
и в белобрысом январе
клубникой зреет светофор
поблёк природы макияж
друзья проходят сквозняком
...а память – рваный саквояж
с протёртым и дырявым дном
город теней
я вхожу в этот город где прошлое замерло тенью
здесь латается жизнь серебристой окраской оград
а любовь застывает на фото в кулоне нательном
и всё лучшее было когда-то лет ...адцать назад
музыкант за углом горько стонет и плачется блюзом
саксофонный футляр пополняется горсткой монет
и сверкает монетка достоинством в десять иллюзий
заблудившимся солнечным зайчиком в низком окне
вечера здесь окрашены привкусом бурой малины
и свербящей истомой пропитан насквозь тротуар
и фатальным дыханием женщин из фильмов Феллини
изнывают дороги под жгучими взглядами фар
я вхожу в этот город где даже булыжникам тесно
и рябая листва красит узкие улицы хной
здесь теряются сны под лохматым зонтом поднебесья
а надежды заходят за крыши лиловой луной
...я слезами дождя просочусь сквозь небесные ставни
возвращусь в этот город так скоро как только смогу
но теперь навсегда насовсем чтоб кому-то оставить
недосказанность слов
недописанность строк
недочувственность губ
тайник
сохраню эту встречу и гулкие вопли сирен
солнце медленно прело сжимаясь в сухой апельсин
триста лет состраданья в глазах петербургских трущоб
никогда не забуду как приторно пахла сирень
как плутали слова как земля замерла на оси...
я всё это запрячу-зарою надёжнее чтоб
из ажурных морщинок твоих и напрягшихся жил
карту памяти сделать с пометкой - "сердечный тайник"
и в песочных часах по минутам просеивать жизнь
жизнь - в которую ты золотою песчинкой проник
два времени суток
утро
шаманская звучит свирель сверчка
и капает с подсолнухов Ван Гога
медовый эликсир хмельного сока
которым набухают облака
завешен запад тучами из ситца
в цветное кимоно одет восток
как бабочка - таинственный цветок
что телом насекомого томится
вечер
слышны сухие голоса цикад
вновь оседает день за горизонтом
и разорвав небесную аорту
струится ярким пламенем закат
деревья опьянели речка дремлет
по небу разливается кагор...
и кажется остановилось время
на циферблате сердца моего
исповедальное
в небе облака играют в прятки
солнце позолоченным колечком
сватается к непокорной речке
мама у меня не всё в порядке
стрелки на часах вращают вечность
я переболею слышишь мама
ну а если время раны лечит
как тогда избавиться от шрамов
мама потому уже не плачу
что иссохла даже плакать нечем
и последней летнею заначкой
южный ветер согревает плечи
мама жизнь моя на чёт и нечет
делится и пеной шоколадной
в воздухе перекипает вечер
чтоб засохнуть бабочкой гербарной
ночью боль почувствуется резче
будет сниться что дышу на ладан
мама редкий сон бывает вещим
только не расстраивайся - ладно?
город заветных надежд триптих
***
календарный февраль, как похож он на осень.
високосный накал ощущаю такой,
что все дни в феврале - их всего двадцать восемь,
переполненны двадцать девятой тоской.
нет покоя, тревожно и снова не спится.
боль в висках, вязнут мысли - то память болит.
вот опять исчезают знакомые лица
и летят якоря, где всё время штормит.
***
зеброй полосатой жизнь раскинулась.
нет былой уверенности в голосе.
нынче не хватает даже стимула
перепрыгнуть каверзные полосы.
в памяти друзей транзитной станцией
погощу ещё и наше прошлое
вновь на фотографиях останется -
в мире, где живёт одно хорошее.
жду зарплаты суммой в счастье целое.
на руках паёк эмоций суточных.
коль не попаду теперь на белое,
проживу в оттенках промежуточных.
***
дождь, размером с горох, топчет первые жизни
за окном и наивно головки подняв,
погибают подснежники - мартовский признак
и начало больших перемен для меня.
я иммунна к разлукам, как к зимней простуде.
направляюсь на поиски города, где
на заброшенной станции ждать меня будет
поезд, полный запасом заветных надежд.
расплачусь за билет прошлой жизни жетоном,
попрощаюсь с собой отраженьем лица
и закрою глаза, чтоб по ниточке тонкой
этот раз, как последний пройти до конца...
...а любимый мой дворик наполнился смехом
тех детей, для которых гороховый дождь
представляется только весенней потехой,
а не смертью, вводящей подснежники в дрожь.
журавлиное
• Так действует поэзия особый вид насилия (А. Кабанов)
пусть поэтам присуще скорбеть и ломаться душой
горе горькой взахлёб заливать... мы забыли про это
мы презрели охотно запретное нам хорошо
было так что уверились - мы ни фига не поэты
только муза немая как сон как летучая мышь
всё металась и билась с разлёту - то в стены то в стёкла
ей на воздух хотелось на волю (летят журавли ж)
обессилев она опускалась и никла и блёкла
иногда залетали в наш омут зарёй залитой
стрелы дивных стихов оперённые строчки с отравой
мы молчали как рыбы запрятав в губах золотой
вдруг почуяв своё на него неотъёмное право
и друг другу стихов не писали запрятав апрель
в трёхлитровую ёмкость души золотой закатали
но не спрятать себя от себя - мы упали в постель
и забыли часы наблюдать
и себя уже не соблюдали
осеннее
1.
а осень влажною улиткой
настырно выставила рожки
ржавеют листья под ногами
и надо лето хоронить
слова как бусинки на нитку
нанизываю осторожно
но изнутри томлюсь стихами
и прячу уши в воротник
всё чаще стало небо плакать
трясёт осина мокрой чёлкой
и тонут отголоски лета
в протяжных россыпях дрозда
а от рассвета до заката
придётся нам терпеть так долго
а от заката до рассвета
приятно время коротать
рассвет оставил небо в ранах
и межсезоньем пахнет воздух
а пальцы ветра - тоньше лезвий -
срубили с ветки рыжий чуб
я говорю "уже не рано"
ты говоришь "ещё не поздно"
и так щемяще манит бездна
прикосновеньем милых губ
2.
успев пригреть но толком не согреть
рябое солнце спать ложится рано
запястья утомившихся дерев
в траву роняют яблоки Сезанна
и оглянуться хочется назад
навечно чтобы в памяти застыло
как радугу поймала стрекоза
прозрачной сетью распростёртых крыльев
но осень шепчет жухлою листвой
о том, что лето убежало ланью
туда где счастье рыбкой золотой
исполнить может три моих желанья
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
