Дмитрий Быков и Артемий ТроицкийИнтересный диалог двух незаурядных личностей. – По-моему, работать надо там, где есть такая возможность. Я преподаю сейчас в Эстонии, с февраля начинаю читать в Кингс-колледже в Лондоне курс истории российских молодежных движений от декабризма и дендизма до хипстерства. Приглашений вообще много, позвали недавно в Колумбийский университет, мой любимый, поскольку это Нью-Йорк, и даже на неплохие деньги, но я отказался, хоть и с глубоким сожалением, - считает он. – Почему? – Причины двоякие – прагматические и духовно-скрепные. Прагматические в том, что у меня четверо разновозрастных детей и пристраивать младших в приличную американскую школу как раз и значило бы влететь ровно на те самые неплохие деньги. – Пока ты будешь преподавать в Лондоне... – ...а ты в Принстоне... – ...тут очень многое может измениться. – Не знаю, в каком направлении, и никто сейчас не знает. Я только что был на большом конгрессе, где собрались крупные специалисты по СССР и России – у нас их считают русофобами, раньше звали антисоветчиками, – и там полная растерянность. Путин вышел за пределы человеческой логики. – Это не идеология, Артем. Просто руководство этой корпорации должно постоянно нагнетать напряжение, иначе она обрушится. А без внешней экспансии это невозможно. – Да ему-то, лично ему зачем это нужно? В одиннадцатом году он мог без проблем занять пост руководителя Международного олимпийского комитета и жить безбедно, его капитализация, по разным подсчетам, была в районе ста миллиардов! Оставил бы за себя так называемого Димона, дружил бы с Шредером и Берлускони, играл бы с Кони... которая, кстати, увы, отбросила лапы. – Но, может, он хочет в учебники истории? – Теперь он туда гарантированно попадет с формулировкой: «Привел Россию к окончательному краху». Есть хорошая русская поговорка: «Ни себе, ни людям». Так вот это как раз его случай. – Насколько спонтанно, по-твоему, он решился на Крым? – Пионтковский, Илларионов и всякие другие люди, пользующиеся инсайдами, говорят, что видели в Генштабе карты с планами захвата Крыма еще в 2003 году. Но ребята – в Генштабе просиживают лампасы сотни людей, что ж им не нарисовать планы захвата всего земшара вплоть до острова Тасмания? Мало ли, пригодится... – Почему же Стрелкова не уничтожили? – Стрелкова, судя по удовлетворенному виду, банально перекупили. У них есть довольно утонченные способы перекупки. – Что ждет Путина, по-твоему? – Ничего хорошего. Но меня личная его судьба интересует не так сильно. Мне важней, что в свою жижу он утянет и нас всех. У страны есть два сценария – плохой и совсем плохой; просто плохой, мягкий – это территориальный распад советского образца с откусыванием значительной части Китаем. А самый неприятный – дробление по образцу сорокинской «Теллурии»: Псковская волость, Владимирская губерния, Казанское ханство... – У тебя есть какое-то объяснение тому, что случилось с Охлобыстиным, А. Ф. Скляром, Гариком Сукачевым, например? – Там три объяснения, три разных случая. Сукачев – талантливый сочинитель, хороший музыкант, мы дружим тыщу лет, но это, что называется, солидарный выпивоха. Это касается не только алкоголя – акцент тут на слове «солидарность». Человек этого склада может стоять на коленях перед женой и детьми, клясться здоровьем дедушки и бабушки, четырежды зашиться – но услышав во дворе родное побулькиванье, устремится туда. Вниз по лестнице, ведущей вниз. – А мог ты ждать, что Макар окажется таким твердокаменным? – Он не твердокаменный, ребята. С Макаром произошла настоящая трагедия, но, поскольку он человек интеллигентный и хорошо воспитанный, он не дал смешать себя с говном. Конечно, никто не ждал, что на него обрушится такая лавина – и меньше всего он сам, – потому что, когда человек сорок лет подряд слышит «Мы выросли на ваших песнях», у него о народе складывается несколько иное мнение. Он думает, что всем и вправду очень нравится «Пока горит свеча», что всех воспитал «Костер»... – Но его так не травили! – Не в травле дело. Шевчук же всегда – о доброте, о том, чтобы всем любовь и праздник, и тут, понимаете, народ оборачивается к нему вот этим своим лицом... Это же мировоззренческая катастрофа! Лично я бы просто запил на его месте, но он, насколько я знаю, держится. – Скажи, а народ – он действительно такой, каким его сделали сейчас? Или это результат зомбирования, а в душе он все равно прежний? – Это не ко мне. Я не берусь рассуждать о русском народе. Хотя своя версия у меня есть, точней, это мнение Питирима Сорокина: выбили всех, кто хоть что-то умел. Сначала умных, потом – хозяйственных, наконец, во время войны – самых смелых. То, что осталось, делает то, что мы видим. После такой селекции ни одна нация не устояла бы, и никаких новых умных, про которых ты все время говоришь, я пока не вижу. – Они есть. – Дай Бог, если так. Пока все, кто на что-то способен, валят из России стремительно. – Тем не менее у меня есть ощущение, что скоро мы получим если не культурный взлет, то, по крайней мере, смерть попсы. – Смерть попсы в каком-то смысле уже состоялась, ее убил или, по крайней мере, сильно потеснил интернет. Попса – диктат формата, формат навязывался радиостанциями, студиями, продюсерами, и тут вдруг вместо двух-трех-десяти центров появились двести. Это значит, что мегазвезд вроде Мадонны или Майкла Джексона – не обсуждаю сейчас их уровень, попса бывает качественной, даже великой – больше не будет. – Кстати, тот же Борис Борисыч – верный показатель. Какой альбом «Соль»! – Да, вот это меня вставило. Не в последнюю очередь потому, что, помимо великих песен, там отличная запись. Наконец-то у БГ есть нормальный музыкальный продюсер – Митчелл Фрум. – А в России есть нормальные музыкальные продюсеры? – Российский музыкальный продюсер – мастер разводки, то есть в его задачи входит пристроить песню в радиоротацию и найти бабки. То есть «Валерий Пригожин», покойный Айзеншпис – вот титаны этого жанра. Нормальный продюсер, создающий артиста, подсказывающий ему решения, определяющий его стратегию, – тут довольно экзотический зверь. Это, например, Матвиенко. – Но он раскрутил «Любэ» – разве это серьезный продукт? – Это продукт, и он его в полном смысле создал с нуля. – У тебя нет ощущения, что совершенно в никуда канула Земфира? – А у Земфиры не было задачи любой ценой привлекать деньги и славу. Если бы ей это было нужно – она бы зарабатывала в сто раз больше и гремела бы громче. У нее свои задачи, ради решения которых она может один раз выступить на корпоративе за астрономическую сумму, но вообще это не ее жанр. Она молодец, Земфира. – И есть у меня смутное предчувствие новой сексуальной революции, кроме того. – Она грядет, да, но не совсем так, как это было в шестидесятые. Я не гомофоб, но бесполый мир не устраивает меня вовсе. Мужчины не должны нивелироваться до полной неотличимости от женщин, изнеженный мир кончился, он не выдерживает столкновения с реальностью. – Алексей Серебряков в интервью нам сказал, что айфон – самое значительное изобретение в истории после кольта. Ты согласен? – Айфон значительней кольта, ребята, и мы пока не представляем, чем он станет. Подозреваю, что люди окажутся вовлечены в сеть до такой степени, что индивидуальность будет утрачиваться. Я не знаю, насколько это хорошо... – Я давно говорю, что после ХХ века проект «Личность» закрыт. – Да личность-то не закрыта, личность как раз доказала, что она кое на что способна. Но вот все известные человечеству способы управления этой личностью – они несовершенны и, кажется, действительно закончились. Американский – не исключение, не думаю, что Америка сможет в отдельно взятой стране построить свой деловитый рай. Поэтому постепенно мир становится сетевым, прозрачным, тотальным – сбываются антиутопии начала ХХ века, только путь к этой обезличке оказался не идеологическим, а, как предсказывал умный инженер Замятин, технологическим. – Надо ли этому противостоять? – Я пока не понял, можно ли. – Но, может, всякого рода «ополченцы» – в Донбассе ли, в исламе ли – как раз и есть противостояние этой обезличке? – Нет, это обычная реакция. Это всё – попытка реванша из прошлого, и она, как всякая реакция, обречена. А надо, чтобы возникло противостояние из будущего, как минимум из настоящего. Но я не очень себе представляю, откуда оно возьмется. – Откуда термин? – Он английский: geek – фрик в сущности. Яйцеголовый. Вот они никак не могут стать массой, хотя и живут вроде не в изоляции, и творят они как раз всякие новые технологии. Но их ценность именно в том, что им интересно только творчество, они принципиальные антипотребители. Их много, и это самая перспективная мода. – Если брать другие моды – как раз твоя тема, от декабризма до хипстерства, – что сейчас будет актуальней всего? – Кто берется предсказывать моду или стиль, тот уж точно шарлатан; только задним числом все оказывается логичным, а будущее непредсказуемо. – Ну, допустим, сейчас актуальны ламберсексуалы... – Какие сексуалы? – Дровосексуалы, если хочешь. Дровосеки, lumberjаck... – А! Знаю. Живут на свежем воздухе, носят фланелевые рубашки, отращивают бороды. Ответ на метросексуалов. Нет, ребята, ничего тут нет нового. Этого у нас в любой деревне сколько хошь. Как, впрочем, и хиппи, которых тоже в любом колхозе было завались.
© Copyright: Вячеслав Игнатович, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|