Кто-то здесь посеял зло,
вот оно и проросло,
сквозь брусчатку площадей,
под ногами у людей.
Заржавели и пусты
от души к душе мосты
и уже отводит взгляд,
повстречавшись с братом брат,
и предать тебя готов
каждый тут без лишних слов,
ведь в таинственном бюро
раздают вновь серебро.
Мне смотреть на образа
стыдно – выколю глаза,
и зашью себе уста
до пришествия Христа…
* * *
От боли воя по ночам,
мы понимаем понемногу,
что поздно бегать по врачам,
и начинаем верить в Бога.
Идём в церковный магазин,
берём иконы подороже
и вместо стареньких картин
на стенку вешаем в прихожей.
Перелистав молитвослов,
находим нужные страницы
и за основу всех основ
берём желанье исцелиться.
Заметьте, телом – не душой,
возвысив плоть над силой духа,
мы увлекаемся игрой,
доверившись чудесным слухам.
Пройдёт лишь месяц, или два
в молитвах перед сном и утром,
и, поборов болезнь едва,
спешим заняться камасутрой.
Покроет пыль иконостас –
не гнёмся перед ним в поклонах.
И смех, и грех, но в трудный час
мы снова вспомним об иконах…
АЛЕКСЕЮ ЦВЕТКОВУ
Возьму бутыль убойной чачи,
куплю билет в один конец,
и улечу в страну апачей,
пасти ободранных овец.
Там старый вождь, знакомый с Лоркой,
поведает, куря дурман –
что проживает, мол, в Нью-Йорке
поэт из русских могикан.
Из тайника достанет книжку,
всё племя сядет у костра,
и будут рваться в небе вспышки
стихов до самого утра.
Вождь мне подарит этот томик –
прочту взахлёб, затру до дыр…
ты уж прости покойный Йорик,
но это лучше чем Шекспир.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
