Лилит

Гудзонн: литературный дневник

Прерывая мысли, в небе грозно блеснуло, наискось пронеслась багровая падающая звезда. Адам привстал с камня, звезда ударилась о землю в трех шагах. Земля вздрогнула, зловеще вспыхнуло кроваво-красным, из огня вышла Лилит. Роскошные черные волосы распущены и опускаются до ягодиц, шея и плечи блестят, Лилит нисколько не обращает внимания, что обнажена, она всегда была обнажена, это Адам и Ева придумали себе такую странную вещь, как одежда…
Адам невольно скользнул жадным взглядом по ее животу и дивно стройным ногам, тут же поднял взор на лицо, но все равно невольно согрешил, засмотревшись на ее высокую сочную грудь.
Лилит подошла легкой и почти танцующей походкой, когда бедра двигаются, привлекая внимание, грудь вызывающе подана вперед, плечи беззащитно отведены назад, словно стремится в его объятия.
Однако она остановилась в шаге, лицо бледное и усталое, губы плотно сжаты, в глазах непокорство и непонятный вызов.
– Как живешь, Адам?Он развел руками, она села напротив, не дожидаясь приглашения, как она всегда делала, спина прямая, взгляд тоже прямой и требовательный.
– Ты же знаешь, – ответил он с неловкостью. – В отличие от тебя я иду по пути, указанному Господом.
Она фыркнула.
– Трусишь ослушаться?
Он ощутил раздражение, мужчины больше всего страшатся услышать обвинение в трусости, но пересилил себя и ответил мягко:
– Нет.
– Но ты же делаешь то, что Он приказывает!
– Что он указывает, – поправил Адам. – А делаю так потому, что так правильно.
Лилит вскинула гордо голову, вызов в глазах разгорался ярче, Адам напрягся, ожидая дерзкой выходки, но Лилит вдруг вздохнула, плечи опустились.
– А я, напротив, – произнесла она глухим голосом, – нарушала все Его заповеди. И даже те, которые Он не давал, но я знаю, в каких бы случаях и за какие поступки Он бы меня осудил… И чем больше Он бы вознегодовал, тем с большей охотой я бросалась в эти нарушения законов или, как вы их называете, грехи…
Адам поежился.
– Усвоить дурное очень легко, – согласился он с сочувствием, которого она никак не ожидала, – и если не в силах бываешь подражать добродетелямдругих, быстро перенимаешь их пороки.
– Это точно, – ответила она мстительно.
Он спросил бледно:
– И что ты делала?
Она надменно искривила рот.
– Все. Придумай или вообрази любую гнусность, любое преступление, любое извращение вашей натуры… все это я прошла с великим интересом, азартом и желанием досадить Всевышнему. Представляю, как Он корчился от бессилия!
Адам сказал с неудовольствием:
– Какое бессилие? Он одним словом может уничтожить весь мир, как и создал!
– Не уничтожит, – ответила она уверенно.
– Почему?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Просто так думаю.
– Знаешь, – сказал он. – Знаешь почему.
– Ну скажи ты!
– Он все еще любит тебя, – ответил Адам. – Он все еще любит нас всех. И постоянно дает нам шанс. А наказание за грехи всякий раз откладывает… да и то, если признать вину и раскаяться, простит даже великое преступление!
Она фыркнула.
– Вот уж от меня Он никогда этого не дождется!
Адам помалкивал, Лилит слишком хмурится, зло сжимает кулачки, уголки губ затвердели, под глазами глубокие тени.
– Ни за что, – повторила она твердо. – Никогда!
Адам проронил негромко:
– Но ты все-таки надеешься, что Он ждет?
Она удивилась:
– Почему это?
– Так показалось, – признался он. – Тебе очень хочется, чтобы Он ждал твоего покаяния, а ты вот, такая дерзкая и отважная, ни за что и никогда! Назло родителю не будешь мыть уши и шею, испачкаешь ноги… ну, еще что-нибудь себе натворишь, пусть ему хуже будет.
Она в удивлении даже отстранилась чуть, брови взлетели, в глазах негодование, но Адам уловил и промелькнувшее во взгляде смятение. Наконец она справилась с собой, засмеялась чересчур громко:
– Адам, ну и глупости говоришь… Хотя, должна признаться, ты за это время в самом деле возмужал. Не скажу, что стал мудрецом, но уже не дурак дураком, каким был. А вот в моем окружении почему-то не умнеют. Не понимаю, почему.
Он поинтересовался:
– Может быть, дело в тебе?Она помотала головой.
– Нет. Я умнее их на голову. Потому мне и становится с ними скучно… Почему ты улыбаешься?
Он развел руками.
– Мне показалось, уж извини…
– Ну говори!
– Показалось, что любой грех… прости, всегда слишком прост. Чтобы грешить, не нужно ни ума, ни особой отваги. Грешат как раз слабые.
Она фыркнула.
– Это ты о своем опыте?
Он кивнул.
– И о своем. Я долго думал о природе греха.
– И что надумал?
Неловкая улыбка тронула его губы.
– Грех не в нашей природе, – произнес он тихо, – у нас есть воля и свобода. И нет такого греха, который не изглаживался бы признанием вины и готовностью принять наказание.
Она фыркнула громко и с отвращением:
– Адам, ты говоришь, как будто трусишь! Как же, все в руке Всевышнего… Ха-ха, трепещи весь мир, как вот я трепещу. А показать, что не боишься Его, страшно?Он покачал головой.
– А как это я могу сделать, если Он прав, а я нет? Это значит пойти не только против Творца, но и против себя.
Она сказала с насмешкой:
– Не узнаю тебя, Адам. Ты же был бунтарем! И постоянно задавал Всевышнему неудобные вопросы. Я даже помню, как ты спрашивал, может ли Он создать такой камень, который не смог бы поднять…
Он отмахнулся.
– Я был мальчишкой. Хоть и в теле взрослого мужчины. Сейчас мне за то поведение неловко.
Она удивилась:
– С чего это?
– Повзрослел, – ответил он с усмешкой.
Она посмотрела ему в глаза.
– Но грешить не разучился?
– Стараюсь, – ответил он. – Иногда получается.
– Сейчас не получится, – сказала она уверенно.
Никитин



Другие статьи в литературном дневнике: