В. м. кулемзин н. в. лукина знакомьтесь хантыРОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ОБЪЕДИНЕННЫЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ФИЛОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ МИНИСТЕРСТВО НАУКИ, ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ И ТЕХНИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПРОБЛЕМНАЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ИСТОРИИ, АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ СИБИРИ
ВО «Н А У К А» НОВОСИБИРСК 1992
Предисловие
Каждый народ заявляет о себе через деятельность, т. е. культуру. Только в рамках определенных законов, передающихся от одного поколения к другому (неписаных) или юридически оформленных (писаных), осуществляются различные виды отношений. Самыми существенными из них являются отношения, которые складываются в системе человек-природа, а также в обществе - между членами коллектива. Отношения и связи, зародившиеся в незапамятные времена, ревниво оберегались традицией, закреплялись в обычаях, обрядовых действиях, религиозных верованиях. Разумеется, какие-то утраты были неизбежны, но стремление к постоянству оставалось неизменным. Поэтому мы встречаемся с прошлым не только в виде рисунков на отвесных скалах или набора вещей в погребальных склепах, но и в повседневной реальности. Благодаря объединенным усилиям специалистов разных отраслей знания удалось сформулировать важные методологические положения, без которых немыслимо дальнейшее познание любого общества. Одно из этих положений гласит, что в основе взаимодействия человека и окружающей среды лежит культура. Уже для самых ранних этапов развития человечества можно говорить о вторжении человека в природу, осуществляемом благодаря фактору культуры, а именно - орудиям охоты. Гораздо позднее взаимодействие двух систем - общества и природы - осуществлялось на основе скотоводства, земледелия и, наконец, индустрии. Характерно, что в этом взаимодействии все решающие события разворачивались и разворачиваются на уровне, определяемом только одной стороной - человеком. Поэтому средства контроля над разрушительным воздействием человеческой деятельности должны быть найдены именно в культуре, в поведении человека. Острота экологической проблемы вызывает у науки интерес к любым формам взаимодействия человека и природы. Одна из форм известна по сибирским народам — охотникам и рыболовам. К ним относятся и ханты. В их культуре нарушение экологического равновесия, объективно вызываемое существованием за счет природы, сводилось к минимуму, и потому данный опыт природопользования заслуживает пристального внимания. Кроме того, немалый научный и практический интерес представляет само традиционное общество как функционирующая система. Знания о нем могут помочь в объяснении многих сложных ситуаций современного индустриального общества. В любой традиционной культуре, в том числе хантыйской, действовали надежные механизмы снятия биолого-социальных, территориальных, межнациональных и прочих противоречий. Часть этих механизмов, увы, оказалась разрушена прежде, чем они были изучены или хотя бы описаны, но некоторые из них мы надеемся здесь показать. Ну и наконец, мы надеемся, что знакомство с культурой хантов поможет читателю лучше понять традиции и обычаи собственного народа. Эту мысль предельно точно выразил еще в прошлом веке один из основателей мировой этнографии Макс Мюллер: «Кто знает одну культуру — не знает ни одной». Данная работа написана профессиональными этнографами по просьбе хантов. Ее цель — ознакомить читателя с одной из древнейших сибирских культур. После небольшой работы Г. Старцева «Остяки» (1928 г.) это первая книга с общей характеристикой культуры хантов. Мы попытались рассмотреть отдельные сферы жизни народа как в материальном, так и в духовном выражении. Наше исследование обращено не только в прошлое, но касается судьбы традиционных явлений и в настоящем; оно прогнозирует также возможности сохранения и возрождения ценного народного опыта в будущем. Структура, стиль и форма подачи материала объясняются как задачами книги, так и спецификой этнографии как науки. Этнограф получает информацию, т. е. сведения о той или иной грани культуры, от самих носителей этой культуры. Затем информация подвергается отбору, классификации, научной обработке, осмыслению. Среди рассказчиков бывают лица разных возрастов и убеждений — от глубоких стариков, свято верующих в своих идолов, до современной творческой интеллигенции. По-разному они смотрят на некоторые вещи, по-разному поясняют, хотя всякий раз мы имеем дело с достоверной информацией. И она не должна быть искажена учеными при обработке или трактовке материала. Вместе с тем его научная подача требует использования специальных понятий и терминов, а они не всегда совместимы с традиционным народным пониманием явлений, о которых идет речь... Мы выбрали компромиссный вариант изложения, и насколько он удался — судить читателю. При написании научных работ, как и этой книги, мы с глубокой благодарностью вспоминаем всех наших помощников-хантов. Они дружески принимали нас в своих домах, рассказывали и показывали все, что нас интересовало. Теперь мы возвращаем народу полученные у него знания. При подготовке книги использован широкий круг литературы, а также наши собственные экспедиционные материалы. Они собраны среди разных групп хантов, проживающих от самой южной современной границы — Томской области — до Полярного Урала. Все наши материалы хранятся в архиве Музея археологии и этнографии Томского университета. Изучены, кроме того, музейные коллекции Томска, Тобольска, Омска, Ханты-Мансийска, Салехарда, Санкт-Петербурга, Тарту. Предисловие и заключение подготовлены авторами совместно; Н. В. Лукиной написаны разделы: «Из истории знакомства», «Семья и общество», «Дом и очаг», «На оленях как на вездеходе», «Инструменты просты — изделия совершенны», «Охотники — создатели эпоса»; В. М. Кулемзиным подготовлены разделы: «В лесу как дома», «На воде как на суше», «Каким богам поклонялись ханты», «Человек и его состояния». Иллюстрации подобраны Н. В. Лукиной, рисунки выполнены С. Г. Бардиным.
Югры, остяки, ханты — три названия одного и того же народа. Самым точным является последнее, в котором заложено древнее самоназвание кантах, хантэ, что означает и 'народ', и 'человек'. В советское время оно стало официальным названием этноса, но в зарубежной научной литературе по сей день употребляется и прежнее — остяки. Происхождение последнего слова имеет разные объяснения, и одно из них возводит термин к самоназванию ас-ях 'обские люди'. Югра — это коми-зырянское и русское название предков хантов и близкородственных им манси, которых прежде называли вогулами. Оно известно по письменным источникам с XI в., но к XVII в. исчезает из них, чтобы через два столетия возродиться в научной литературе. В XIX в. было установлено, что ближайшие родственники хантов и манси по языку — венгры и возникло понятие «угорские языки и народы». Хантов и манси в отличие от венгров стали называть «обские угры». Их языки относятся к более широкой лингвистической общности — финно-угорской группе уральской языковой семьи. Термин «Югра» обладает какой-то притягательной силой для современной хантыйской и мансийск интеллигенции, он становится символом собственного языка и культуры. В 1989 г. в Ханты-Мансийском округе родилось народное движение «Спасение Югры». В настоящее время основная масса хантыйского населения проживает в Тюменской области. Если учитывать административное деление, то основные районы их расселения — Нижневартовский, Сургутский, Октябрьский, Ханты-Мансийский, Белоярский и Березовский в Ханты-Мансийском автономном округе и Шурышкар-ский, Приуральский в Ямало-Ненецком автономном округе. Небольшая часть народа живет на севере Томской области, в Каргасокском и Александровском районах. Общая численность хантов, по переписи 1989 г., — 22 283 чел.' Их исконные поселения и угодья располагались в последние века по бассейнам Иртыша и Оби с притоками рек Демьянка, Конда, Васюган, Вах, Аган с Тромъёганом, Юган, Ним, Салым, Казым, Назым, Сы-ня, Куноват, Собь. По данным русских документов XVI в., хантыйское население проживало и западнее, по Северной Сосьве, Type, Чусовой, где позднее стали преобладать манси. Южными соседями издавна были татары и томско-нарымские селькупы, восточными — кеты и переселившиеся на Таз и Турухан селькупы, а также свободно кочующие эвенки, северными — ненцы. С начала XVII в. шло активное освоение Сибири российским населением, а коми проникали сюда еще раньше. Естественно, что в пограничных районах люди поддерживали контакты, учились друг у друга языку и разным ремеслам, женились. Но не всегда отношения были мирными. В хантыйском фольклоре немало преданий о военных сражениях, особенно с предками ненцев, татар. Сейчас это — не более чем факт истории. Один из наших рассказчиков так закончил повествование о каком-то из сражений: «А теперь ханты, ненцы — все вместе живут». Исторически сложилось так, что хантыйское население не было однородным ни по языку, ни по культуре. Одни ученые разделяют хантыйский язык на две крупные группы — западную и восточную, а другие еще подразделяют западные диалекты на южные и северные. Согласно первой точке зрения2, западные, т. е. северные и южные, ханты говорили на трех диалектах: обдор-ском, приобском и прииртышском, но последний теперь практически исчез. Восточное наречие имеет два диалекта: сургутский и вах-васюганский. Существуют и другие классификации хантыйского языка. Различия между диалектами проявляются в фонетике, морфологии и лексике. Между удаленными диалектами они настолько велики, что некоторые ученые считают возможным говорить о существовании не одного, а нескольких хантыйских языков. Вот несколько примеров общих и различающихся терминов у двух групп, проживающих сравнительно недалеко друг от друга — в бассейнах рек Казым и Тромъёган (в соответствующем порядке): белка — лангки, лангки', внук — хилы, мокмок', дом — хот, кат; здравствуй — вуся, петявола; имя — нам, нэм; карась — маланг хул, муги; крыльцо — хот ов ел-пи\ лэпынг', лодка-долбленка — хоп, рыт', лошадь — лов, лэх', платок — ухшам, суминьтах', рубашка — ер-нас, ернис; рыба — хул, кул. Письменность была создана для хантов советскими учеными в 1930—1950 гг. на шести диалектах и говорах: обдорском, казымском, среднеобском, шу-рышкарском, ваховском, сургутском. Художественная литература в настоящее время выпускается в основном на трех диалектах — шурышкарском, сургутском и казымском. В антропологическом отношении ханты являются наиболее характерными представителями уральского антропологического типа, к которому относятся также манси, селькупы и ненцы. Самые близкие родственники хантов по происхождению, языку и культуре — манси; особенно близки северные группы. Не случайно многие путешественники и ученые с давних пор говорили о них вместе, а созданный на их территории округ получил двухчастное название. Вещный и духовный мир хантыйского этноса складывался веками, если не тысячелетиями. За столь долгую историю было выработано два фонда культуры: один общехантыйский, а другой — групповой. Реалии общехантыйского культурного фонда: способ приготовления жарено-копченой рыбы, большие крытые лодки, закрывание лица женщины перед старшими родственниками мужа, медвежий праздник, богатейшее декоративно-прикладное искусство и др. Нужно заметить, что многое из этого фонда известно не только у хантов, но и у других народов. Особенности же объясняются тем, что расселился народ очень широко и у отдельных его групп оказались разные географические условия, неодинаковыми были и традиции соседних народов. Не удивительно поэтому, что ханты Томской области, например, вообще не знали оленеводства, а в Ямало-Ненецком округе тот же народ подстраивал свою жизнь под привычки оленя; первые могут по-настоящему насытиться только рыбой, а вторые — мясом; первые никогда не жили в чумах, а у вторых это основное жилище. Особенности такого рода можно объяснить различными природными условиями. Но чем объяснить отличия между двумя соседними группами, например пимской и казымской? В первой женщины носят одежду, запахивая одну полу на другую, а во второй полы распашной одежды стыкуются, но не запахиваются. В первой для ребенка изготовляют строгую дощатую колыбель, а во второй — узорную берестяную. Почему мастерица на р.Аган выскабливала орнамент по бересте свободным движением руки, а на Казыме рука как бы сдерживалась и узор получался более строгим? Список подобных «почему?» может быть очень длинным, вот лишь некоторые примеры. В социальной организации, религии и фольклоре северных хантов большую роль играет деление народа на две половины — Пор и Мось; у восточных же хантов на их месте выступают три группы — Лося, Бобра и Медведя. У первых было обыкновение изготовлять изображения умерших людей, а у вторых — нет. В фольклоре северян у священного зверя медведя больше подчеркивали его небесное происхождение, а на востоке — земное. Несомненно, между отдельными группами были контакты, и слухом о «других хантах» полнилась земля, но вряд ли, например, васюганские ханты имели представление о сынских. Сейчас территориальные барьеры в какой-то мере снимаются. Например, в Ханты-Мансийском Доме народного творчества работают представители казымских, аганских, васюганских хантов, и им известно, насколько богата и разнообразна культура народа в целом. Особенности занятий, традиций, верований требуют долговременного и тщательного изучения каждой группы в отдельности. Пока наука не выполнила такой задачи. И, видимо, поэтому до сих пор нет солидной работы общего характера о традиционной культуре этого народа, хотя подобные книги о соседях — ненцах, кетах, татарах — уже изданы. Правда, уже в 1715 г. Григорий Новицкий написал книгу «Краткое описание о народе остяцком» — первое крупное сочинение по народам Сибири Алиса. Оно касается почти исключительно южных хантов, но тем-то и ценно, ибо сейчас эта группа едва ли не полностью утратила свой язык и национальную культуру. Почти полтора столетия после Г. Новицкого никто всерьез не занимался изучением хантов, хотя интересные сообщения о тех или иных традициях, обычаях время от времени появлялись в печати. В 1840-х гг. сразу двое молодых исследователей — финн А. М. Кастрен и венгр А. Регули — заинтересовались своими далекими родственниками. Один увлекался языками, другой — фольклором, оба долго жили и путешествовали в Сибири. Они работали независимо друг от друга, но их человеческие судьбы оказались сходными: собрав огромный материал, оба умерли сравнительно молодыми от перенапряжения и подорванного здоровья, оставив после себя многочисленные опубликованные и еще не опубликованные работы. Следующий всплеск интереса к хантам приходится на конец XIX — начало XX в. В 1880-х гг. финн А. Алквист опубликовал на хантыйском и немецком языках собранные им фольклорные тексты и исследование «О языке северных остяков» , а затем на немецком — описание своего путешествия «Среди остяков и вогулов» Нэт. Из отечественных авторов нужно назвать лесничего А. А. Дунина-Горкавича, издавшего в начале XX в. три тома своего труда «Тобольский Север» с детальным описанием разных сфер жизни коренных народов Станислав Козлов. У экономиста С. Патканова неожиданно пробудился интерес к героическим сказаниям хантов, и он провел по ним увлекательное и вполне профессиональное исследование. Его труды «Иртышские остяки и их народная поэзия», «Тип остяцкого богатыря по остяцким былинам и героическим сказаниям» изданы на русском и немецком языках Лиса. Героический эпос — предмет увлечения и венгра И. Папай. Он был послан для расшифровки записей А. Регули, но собрал и собственный богатый материал. Записи того и другого составили семь томов и публиковались в Венгрии на хантыйском, венгерском и немецком языках с начала века до 1970-х гг. Фотина. На рубеже веков в течение нескольких лет подолгу жили и работали среди хантов финские ученые У. Т. Сирелиус и К. Ф. Карьялайнен. Первый дал подробное описание и анализ некоторых занятий и, так сказать, материальных объектов. Солидные работы Си-релиуса о жилище, домашних ремеслах и средствах передвижения вошли в сборники, но имеются также две отдельные книги: «О запорном рыболовстве финно-угорских народов» и альбом «Орнаменты на бересте и мехе у остяков и вогулов» Вещий Протей. Они опубликованы в Финляндии на немецком языке почти сразу после написания, а недавно там же увидели свет экспедиционные дневники У. Т. Сирелиуса с новой ценной информацией Тата. К. Ф. Карьялайнен изучал разные диалекты хантыйского языка, и его «Остяцкий словарь», вышедший в 1948 г.,— единственное в мире многодиалектное издание Гоблин. Этому же автору принадлежит наиболее полное исследование и в другой области — его «Религия югорских народов» опубликована в трех томах в 1920-х гг. на финском и немецком языках Клио. Вскоре в Финляндии увидели свет «Вогульские и остяцкие мелодии», записанные К. Ф. Карьялайненом и его соотечественником А. Каннисто Наталья Мамченко. Срок издания фольклорных записей К. Ф. Карьялайнена наступил в 1970-х гг. Пока увидел свет один том — «Южно-остяцкое собрание текстов» на хантыйском и немецком языках Даша. Все его работы опубликованы в Финляндии. Там же в 1980 г. изданы на хантыйском и немецком языках сразу четыре тома «Южно-остяцкого собрания текстов», записанного в самом начале XX в. еще одним финским ученым — X. Паасоненом Юганка. Посетил одну из групп хантов и швед Ф. Р. Мартин, издавший в 1897 г. в Швеции свой труд «Сибирика» на немецком языке . В 1920-е гг. на Северный Урал попадает еще подростком, жаждущим приключений, В. Н. Чернецов — самая яркая личность среди советских угроведов. Его этнографические экспедиции в Северо-Западную Сибирь продолжались целую четверть века. Среди хантов он работал немного — больше среди манси и ненцев, но каждая его статья или книга становилась настоящим открытием. Без его работ не понять древнюю историю хантов и их культуру. В. Н. Чернецов интересовался всем — и жилищем, и изобразительным искусством, и социальной организацией, и фольклором, и обрядами. Он же открыл и раскопал интереснейшие археологические памятники. Еще его притягивали наскальные изображения Урала, и он написал о них книгу в двух частях Слепой. Работы В. Н. Чернецова издавались с 1920-х по 1980-е гг., и последними под названием «Источники по этнографии Западной Сибири» были опубликованы этнографические дневники Аннет Вуа. В середине 1920-х гг. Комитет по делам народов Севера проводил экономическое обследование. К хантам с этой целью ездили Г. Старцев и М. Б. Шатилов, но они изучали и другие стороны жизни народа. Вскоре у первого вышла небольшая книга «Остяки» Helena, а у второго более основательная работа «Ваховские остяки» . В 1930-х гг. участвует в создании письменности для хантов Н. Ф. Прыткова. Тогда начинается, а в трудные военные годы продолжается ее собирательская работа. Позднее было опубликовано глубокое исследование Н. Ф. Прытковой по одежде хантов Флоренсийа. Вместе с В. Н. Чернецовым она помогла Е. Д. Прокофьевой написать большой очерк о хантах и манси в солидном томе «Народы Сибири» 22. В 1930-х гг. собирал материал по хантыйскому языку и фольклору немецкий ученый В. Штейниц. Он работал среди студентов только что созданного в Ленинграде Института народов Севера и совсем недолго в Сибири. Его записи и исследования издавались уже тогда, а после 1975 г. на хантыйском и немецком языках они переизданы в ГДР в виде четырехтомника «Остяковед-ческие труды» Лана. Жители некоторых хантыйских деревень, видимо, помнят, как в 1980-х гг. немецкие кинематографисты снимали фильм о В. Штейнице. В годы работы в Институте народов Севера он был учителем будущего хантыйского ученого Н. И. Терешкина, который в 1940—1950 гг. собрал на разных диалектах родного языка огромный материал по языку и фольклору. Им была задумана серия «Очерков диалектов хантыйского языка», но при жизни собирателя вышла только первая часть: «Ваховский диалект», а через 20 лет «Словарь восточно-хантыйских диалектов» Девочка Которой Нет. Ценнейшие фольклорные записи Н. И. Терешкина, так и не увидев света, хранятся сейчас в семейном архиве. В 1950-х гг. начинается серьезное изучение изобразительного искусства обских угров. В Финляндии была издана солидная работа Т. Вахтер по орнаменту Aiex Shumilin. В эти и последующие годы публиковал свои исследования известный советский ученый С. В. Иванов. Кроме статей он выпустил три книги: «Материалы по изобразительному искусству народов Сибири», «Орнамент народов Сибири как исторический источник», «Скульптура народов севера Сибири», где по интересующей нас теме имеются большие разделы . С 1950-х гг. обско-у горской этнографией занимается 3. П. Соколова. Вначале вышли ее статьи по жилищу, затем по религиозным верованиям, этнической истории и современным процессам; но более всего исследователя интересовали вопросы, изложенные в книге «Социальная организация хантов и манси в XVIII—XIX вв.» Dj Dmitry. Ею написаны научно-популярные книги «Страна Юго-рия», «Путешествие в Югру» Акрополь. 1960—1970-е гг. дали новое поколение венгерских исследователей, имевших возможность вести сбор материала только" среди хантыйских студентов в Ленинграде. Из них Я. Гуя и К. Редей опубликовали в США каждый свою остяцкую хрестоматию профиль удален на английском и хантыйском языках, а последний еще и «Североостяцкие тексты (казымский диалект) с очерком грамматики» на немецком и хантыйском языках в ФРГ Г-Н Гусеницын. Несколько лет назад вышла «Остяцкая хрестоматия» Л. Хонти на венгерском и хантыйском языках Alesja. В Венгрии же издано и исследование М. С. Бакро-Надь «Термины медвежьего культа в обско-угорских языках» Liza. Среди работающих сейчас наряду с этими авторами нужно назвать и Э. Вертеш, которая готовила и продолжает готовить упомянутые выше фольклорные записи X. Паасонена и К. Ф. Карьялайнена. Первый зарубежный исследователь, получивший после 1930-х гг. возможность недолго поработать в Ханты-Мансийском округе, — это венгерская аспирантка Лениградского университета Е. Шмидт. Ее фольклорные записи 1980-х гг. скоро увидят свет в Венгрии. Заканчивая этот сюжет, заметим, что многие зарубежные издания, даже старые, можно получить и сейчас в обменных фондах. Мы почти ежегодно ездим в научные экспедиции к хантам последние два десятилетия. О том, что нас интересует, можно узнать из книг, которые мы написали вместе — «Васюганско-ваховские ханты» и «Материалы по фольклору хантов» Bergstrich — либо каждый самостоятельно: В. М. Кулемзин — «Человек и природа в верованиях хантов», «Шаманство васюганско-ваховских хантов»; Н. В. Лукина — «Альбом хантыйских орнаментов», «Формирование материальной культуры хантов», «Мифы, предания и сказки хантов и манси» No.9. Приведенный перечень включает далёко не все имена и работы угроведов. Названы лишь авторы самых больших работ, но и среди малых есть настоящие жемчужины, которые перечитывает каждое новое поколение исследователей либо просто заинтересованных людей. Следует отметить, что те моменты истории и культуры хантов, которые привлекали внимание своей яркостью, необычностью, были отмечены уже в ранних описаниях, а позднее нашли отражение в специальных исследованиях. Это касается прежде всего верований, танцев, фольклора. Гораздо меньше внимания уделялось материальной сфере бытия, почему иногда складывается впечатление об отсутствии особенного в ней. Мы здесь попытались избежать членения живого организма культуры на материальную и духовную составляющие.
Сын бога дал богатырю три зернышка величиной с косточку ягоды черемухи. Богатырь дал их съесть своей любимой жене. Тогда в углу ее обжорливого живота свернулся дорогой клубок из золотистого шелка. Целые 10 лунных месяцев она его носила. После того. как она его носила, она разрешилась от бремени у комля дерева, у которого женщины рожают. Когда в хантыйской семье появлялся на свет новый человек, здесь его ждали сразу четыре мамы. Первая мама — которая родила, вторая — принявшая роды, третья — та, что первой подняла ребенка на руки, и четвертая — крестная мама. Ребенок очень рано начинал ощущать и свою роль будущего родителя. У северных хантов считалось, что в новорожденного вселяется душа кого-либо из умерших, и нужно было определить, чья именно. Для этого проводилось гадание: называли поочередно имена умерших родственников и каждый раз поднимали люльку с новорожденным. На каком-то из имен люлька как бы «прилипала», ее не могли поднять. Это было сигналом, что к ребенку «прилипла» душа названного человека, чье имя и получал ребенок. Вместе с именем к нему как бы переходила и родительская функция. Дети умершего человека считались теперь детьми новорожденного. Они называли его мамой или папой, делали подарки и относились как ко взрослому. Духовный мир ребенка формировался под влиянием еще одной сильной привязанности — к животным, будь то щенок, олененок, прирученная птица или выдра. Он воспринимал их как равных себе и только со временем узнавал, что это существа другого рода и живут они по своим законам. Разъясняли подросшему ребенку и то, что дети бывают только у взрослых, а родителем он считается только в силу старинного обычая. Таким путем у ребенка пробуждали интерес к биологическим и социальным сферам жизни, он осознавал ее многообразие.
Рис. I. Ночная (1) и дневная (2) колыбели (с фото Н. Лукиной).
После временной колыбели ребенок получал две постоянные — ночную етн онтьт, сахан и дневную хат-левин онтьт (рис. 1). Первая — это берестяная коробка с закругленными углами, завязками над тельцем и дугой над головой — для накидывания покрывала. Дневные колыбели — двух типов: деревянная со спинкой и берестяная со спинкой, украшенная узорами. На спинку, под головку ребенка прикрепляли мягкую шкурку. Внутри колыбели на берестяную подстилку насыпали размельченные древесные гнилушки. Они хорошо впитывали влагу и придавали ребенку приятный запах. При намокании их убирали, но складывали только в определенных местах. Нельзя, например, считалось, класть их под растущее дерево, иначе ребенок будет качаться от ветра. К колыбелям было особое отношение: счастливую берегли и передавали из поколения в поколение, а ту, в которой дети умирали, уносили подальше в лес. Для благополучия ребенка хранили и послед — в лесу, рядом с селением (рис. 2). На берестяную колыбель наряду с другими узорами наносили изображение глухаря — хранителя сна.
Рис. 2. Кузовок с последом на дереве (с фото Н. Лукиной).
В первые месяцы новорожденного заворачивали в пеленки из мягкой ношеной одежды и одеяльце из шкурки зайца. Иногда на другой же день, а иногда через три-четыре месяца ему шили рубашку. Применялись нагрудники из мягкой кожи, ровдуги, ткани или бересты — последние с выскобленным узором. Мальчикам в колыбель клали набедренник из бересты для предохранения одежды от мокроты. Применялись и берестяные наколенники, по представлениям хантов предохраняющие ножки ребенка от искривления. Таких чисто детских элементов одеяния было немного. Еще в грудном, а точнее, в колыбельном возрасте детям шили почти полный комплект одежды — такой же, как у взрослых, но из более мягких материалов. Украшали ее иногда даже богаче, чем взрослому, прикрепляли колокольчики; девочкам надевали миниатюрные украшения. Дети рано получали небольшие копии других предметов взрослых: ножа, лука со стрелами и т. д. У хантов женщина кормила ребенка грудью до двух—трех лет, а то и позже. На время длительной поездки ему давали сосать беличью лапку либо оленье сухожилие. И в эти, и в последующие годы детям не готовили пищу отдельно, они ели из общего котла. Конечно, им уступали лакомства, например мягкий костный мозг или кожицу с летних рогов оленей — хантыйскую жевательную резинку. Из покупных продуктов дети чаще ели печенье, сгущенное молоко. За столом дети сидели со взрослыми и пользовались той же посудой. В этом, как и во многом другом, проявлялось стремление приобщить ребенка как можно раньше к настоящей, взрослой жизни. Такая концепция воспитания отражалась и в играх, и в раннем привлечении детей к труду. Игрушками служили в основном миниатюрные копии вещевого набора взрослых: у девочек — игольни-чек, коробочка со швейными принадлежностями, люлечка, у мальчиков — лодочка, лучок со стрелами, фигурки оленей. Детские куклы имели одну особенность — у них не было глаз, носа, рта. Фигурки с чертами лица — это уже изображение духа, который требовал заботы и почестей, а если не получал их, то мог принести владельцу вред. Поэтому старики неодобрительно относились к покупным куклам. Игры детей были нередко уроками труда. Девочка в два-три года уже умела собрать из бисера браслетик, а мальчик — набросить аркан на любой предмет, напоминающий ему оленя. В шесть лет ребенок мог получить в самостоятельное управление оленью упряжку, набрать за сезон десятки килограммов ягод. С 12 лет девочка умела самостоятельно вести домашнее хозяйство, а мальчик ходил один на охоту. Все это рушится, когда ребенок попадает в школу-интернат и его главной работой становится посещение уроков. Он сразу лишается возможности проявлять себя как самостоятельная творческая личность, его только учат, причем словесно. Дома же он учился больше сам — путем подражания, следования примеру отца или матери. Те относились к нему уважительно, как к равному, а в школе между ним и взрослыми проводится резкая грань. Дети леса и тундры острее, чем поселковые и городские, воспринимают социальное неравенство, ибо им почти не приходилось слышать в семье о зависимости от «начальства». И школьно-интернатская форма означает для них обезличивание. Покрой и узоры домашней одежды — это своего рода удостоверение личности; по ним можно судить о том, с какой реки или какого рода человек. Все это, к сожалению, мало учитывается теми, кто решает судьбы детей народов Севера. Уклад семейной жизни был в целом патриархальным. Главой считался мужчина, а женщина во многих отношениях подчинялась ему, при этом каждый имел свои обязанности, свою функцию, благодаря чему регулировались межличностные отношения, создавалась гарантия от конфликтов. Бревенчатый дом строил мужчина, а чум из легких шестов воздвигала женщина; рыбу и мясо добывал мужчина, а готовила их на каждый день и впрок женщина; нарты и лыжи изготовлял мужчина, а одежду — женщина. В некоторых сферах существовало и более тонкое разграничение: например, посуду из бересты делала женщина, а из дерева — мужчина; почти всеми приемами орнаментации владела женщина, но штампованные узоры на бересту наносил мужчина. Конечно, распределение обязанностей было не абсолютным. Мужчина при необходимости сам мог приготовить пищу, а среди женщин были замечательные охотницы. В современных молодых семьях все чаще мужья помогают женам в тяжелых работах — доставке воды, дров. Разной интенсивностью мужского и женского труда объяснялось его дозирование. Мужчине иногда приходилось несколько дней гнать лося, после чего требовался длительный отдых для восстановления сил. Женские ежедневные хлопоты начинались с разведения огня ранним утром и заканчивались лишь с отходом ко сну. Даже в пути по ягоды женщина иногда ссучивала на ходу нитки. Посторонние люди чаще всего наблюдали лишь внешнюю сторону жизни семьи, и у них могло сложиться неверное представление о положении женщины. Рассуждая на эту тему, следует, конечно, помнить, что в почти всемирной традиции принижения в той или иной мере статуса женщины ханты — не исключение. У них часть ограничений объяснялась физиологическими особенностями женщины — менструацией и родами. Считалось также, что она связана с миром духов. Женщине запрещалось переступать через вещи, связанные с мужчиной и его трудом, а также соприкасаться со священными предметами и местами. Запреты зиждились на мысли о том, что от женщины исходит нечто, переходящее на другие предметы и приносящее им вред. Другая группа ограничений — в пище, в общении с духами и умершими — диктовалась заботой о самой женщине, желанием оградить ее самое от вреда. В социальной сфере важен еще один фактор — регуляция половых связей. Частично на этой основе развился обычай «избегания» между определенными категориями родственников. Так, женщина стыдилась показывать волосы и лицо старшему брату мужа и его отцу, поэтому при них низко опускала на лицо платок. Это делалось и в присутствии чужих мужчин. Будучи рядом с ними, она вела себя очень сдержанно, не говорила громко, не смеялась, и только с их уходом женщину как будто подменяли. Мужчины тоже избегали смотреть на нее прямо, а предназначенные ей слова говорили в пространство, как бы безадресно. Входя в помещение, где могла находиться «стыдящаяся» женщина, они предупреждали о себе покашливанием, чтобы та успела закрыться. В наши дни можно увидеть молодых женщин и с опущенным на лицо платком, и в спортивной шапочке, которая волосы скрывает, а лицо нет. Уже исследователи начала XX в. имели основание сказать, что с течением времени круг запретов для женщины сужался. Социально-культурные условия последних десятилетий усилили эту тенденцию. Однако здесь бывают сложные ситуации, а иногда возникают и новые ограничения. Так, новинка XX в. — фотокарточка — могла открыть лицо женщины тому, кого она «стыдилась», и это вызвало ограничение на фотографирование. В традиционной жизни закрывать лицо платком девочку приучали с детства, но в современных условиях, в школе это, конечно, не делается. Однако, вернувшись в родную среду и выйдя замуж, бывшая школьница снова прячет лицо, так что ее не узнают при встрече бывшие соклассники. Еще один характерный пример. Молодая женщина с высшим образованием, живущая в городе, приезжает к своим братьям-оленеводам. Она старается соблюдать древние обычаи, но нарушает один из них — садится на аркан — и получает замечание от мужчин. Однако эти же мужчины советуются с ней, переходить ли им на арендный подряд, просят разъяснить, что это такое. Возникают и другие ситуации. Возьмем один пример из наших наблюдений последних лет. В работе исполкома и комитета КПСС Ямало-Ненецкого автономного округа активно участвовали женщины, однако входить в это здание в брюках им запрещалось или, по крайней мере, признавалось нежелательным. Социальная функция женщины, ее роль жены, матери и члена коллектива была достаточно высока. В фольклоре нередко упоминается о девушках, самостоятельно находящих себе мужей, там же красочно описываются походы героев, их сражения при добывании себе жен. Согласно историческим источникам, невесту для сына обычно находили родители, и иногда молодые до свадьбы не видели друг друга. В невесте ценились более всего трудолюбие, умелые руки и красота. Согласно хантыйским нормам, старший сын после женитьбы мог отделиться, поэтому нередко в жены ему подыскивали ту, что постарше, умеющую самостоятельно вести хозяйство. Для младшего сына это не имело особого значения, так как с ним оставались жить родители и мать могла научить неопытную невестку. К родителям невесты отправляли свата, и начинались переговоры. Своеобразие их заключалось в. том, что первые как бы хотели принизить достоинства своей дочери, говоря о том, что она «грязнуля, неумеха», а второй от имени родителей жениха уверял: «Нам такую и надо». Если в конце концов достигалось согласие, то начинался торг о размере выкупа — вещами, деньгами, оленями. Однако семейная жизнь начиналась еще до внесения полного выкупа. Невеста приносила в дом приданое — одежду, утварь. Свадебный обряд не отличался пышностью. Он состоял из угощения в доме невесты, а затем жениха, увоза ее от родителей и приобщения к дому мужа, к святыням новой родни. Здесь молодая женщина вначале чувствовала себя не очень уверенно, не смела, например, громко разговаривать. Однако после рождения первого ребенка ее социальный статус сразу повышался. Не всегда молодых объединяло чувство любви, но сознание долга и дети скрепляли семью. Нам приходилось слышать суждение такого рода и со стороны женщин: «Мой муж — плохой человек, но он дан мне богом», и со стороны мужчин: «Я люблю свою жену, потому что она — мать моих детей». Разводы были крайне редки, причем инициатором могла выступать и женщина. Взаимоотношения родственников подчинялись этическим установкам, сложившимся в течение веков. Основные из них — почитание старших и забота о младших, беззащитных. Было не принято возражать родителям, даже если те бывали не правы. Не повышали голос и уж тем более не поднимали руку на ребенка. Обращаясь друг к другу или говоря об отсутствующем, пользовались чаще не именами, а терминами родства. Они составляли сложную систему с учетом возраста, родства по мужской иди женской линиям, кровного или по браку. Например, старшая и младшая сестры назывались по-разному — эним и текаем, а старший брат и младший брат отца одинаково — этим; брат мужа назывался иначе, чем брат жены,— иким и емкёлям', дети детей, т. е. внук и внучка, обозначались одинаково, независимо от пола,— кылхалим. В этой сложной системе женщины ориентируются лучше, чем мужчины. В 1970-х гг. они называли нам более 120 терминов, которыми обозначаются те или иные конкретные родственники. Кроме упомянутого обычая давать новорожденному имя кого-либо из родственников у хантов была и другая традиция — называть человека по характерному признаку, поступку или событию. Такое описательное имя могло появиться в любом возрасте. В эпизоде одной из героических песен описывается, как это происходило. Герой отправляется в путь, встречает старушку и просит дать ему имя. «Пусть твое имя будет: Подобно осиновому листу верткий муж, подобно осиновому листу неспокойный муж».— «Ай, ай, старушка, ты умеешь давать имена!» No.. В XVII в. проводилось крещение хантов, при этом им давали христианские имена. Затем царской администрации потребовался учет жителей, при котором были введены отчества и фамилии, образованные от имен. Например, от имени Кырах 'Мешок' была образована фамилия Карауловы, от Мюх 'Кочка' — Микумины, от Щащи 'Бабушка' — Сязи. С тех пор сосуществуют две антропонимические системы — народная и официальная. Каждая семья была тесно связана с другими — живущими рядом или в большом отдалении — если не частыми встречами, то хотя бы в памяти. Совсем недавно в семье Сязи нам назвали более 300 родственников, и это только по линии отца. Известны были так называемые большие семьи, где вместе с родителями жили женатые сыновья. Сейчас они иногда образуют бригады рыболовов или оленеводов. Нередко из одной разросшейся семьи возникало селение, которое называлось по имени или фамилии основателя. Расселившиеся потомки осознавали свою принадлежность к одной «породе» — поч, называя ее обычно именем предка, а позднее по фамилии, например Лар-поч и Тур-поч — Прасины. Существовали и более крупные социальные объединения — ях, ёх, а также сир, например Ас-ях 'Обской народ', Юнг-восынг-ёх 'Ледяной крепости народ', Пор-ёх, Мось-ёх (точного перевода нет), Hex-сир 'Лосиный род', Пупэ-сырэп-ях 'Медвежий род'. Здесь мы подходим к трудноразрешимому вопросу о том, что это были за группы — род, патронимия, территориальная община, фратрия? Дело осложняется тем, что перечисленные термины толкуются учеными по-разному и одно и то же объединение относят то к роду, то к общине. Возьмем для примера Пупи-сир, о котором впервые в литературе сообщил Г. Вербов36. Его представители издавна жили в бассейне рек Юган, Аган, Тромъёган, Пим и носили фамилии Каюковых, Казымкиных, Рыс-киных, Мултановых, Епаркиных, Купландеевых, Песи-ковых, Тайлаковых, Тырлиных. Основная функция сир — регуляция системы заключения браков. Нельзя было жениться на женщине из своего сир, искать жену следовало в других родах Лося или Бобра. Члены одного сир называли друг друга братьями и сестрами, а представителей чужого — свойственниками, то есть родней по браку. Вырисовываются и границы их расселения. Так, по Большому Югану проживали люди из группы Медведя, а по Малому — из группы Бобра. Представители группы Медведя на Салыме считали это животное своим предком, на Югане его называли «младшим братом», а медведицу — «младшей сестрой». Здесь хранился и почитался общественный идол Ягун-ики 'Юганский старик' в виде антропоморфной фигурки, который, как считалось, некогда имел облик медведя. Люди из Пупи-сир не должны были есть сердце и глаза этого животного. В переводе лингвистов сир — это «род», но по известным на сегодня признакам сир не совпадает с классическим определением рода. Не выявляется родовая собственность на угодья, нет данных о старейшинах рода, почитание медведя характерно не только для Пупи-сир. Сир лучше известны по восточным хантам, а у северных им близки по своей сути объединения Мось и Пор. У хантов их первым исследовал и назвал фратриями Штейниц Лиса. Он возводил их к двум древним этническим компонентам: Мось — к степным кочевникам, в Пор — к северосибирским охотникам и рыболовам. Позднее 3.П.Соколова подчеркивала их социальную, фратриальную функцию, заключавшуюся главным образом в регулировании браков 38. Закономерностей в расселении Пор и Мось на широкой территории не выявлено, известна лишь обособленность по селениям. Пор считали своим прародителем медведя, а Мось — женщину Калтась, которая могла быть в облике зайчихи либо гусыни. Культовым центром у первых были Вежакоры, у вторых Белогорье. Насколько можно судить по фольклору, Мось и Пор находились, как теперь говорят, в оппозиции, а иногда и враждовали — как то нередко бывает между родственниками по браку у всех народов. Если признать, что Мось и Пор, как и сир, были фратриями, то остается загадкой, почему у восточных хантов их было три, а у северных — две. Да и у северных групп кроме Пор и Мось существовала еще «промежуточная» фратрия По-сланг-ёх. Чтобы прояснить все эти моменты, нужно еще многое почерпнуть из глубинных знаний народа о его древней социальной организации. Однако сделать это не так просто, ибо здесь есть тайны, которые запрещено выдавать чужим. На сегодняшний день более основательно проработан другой источник — архивные материалы, а конкретнее — церковные метрические книги о записях браков XVIII—XIX вв. По ним видно, что церковных служителей не интересовало, к каким поч, ёх или сир относились вступающие в брак. Они учитывали лишь сетку деления хантыйской земли, введенную царской администрацией: юрты, волость, уезд. Здесь было 3 уезда, 38 волостей и более 300 юрт, не считая временных стоянок кочевого населения. В Березовский уезд входили волости Казымская, Обдорская, Куноватская, Подгородная, Чемашевская, Шеркальская, Естыльская, Мало-Атлым-ская, Ендырская, Сухоруковская, Белогорская. Тобольский уезд включал Самаровскую, Нарымскую, Назымскую, Верхне-Демьянскую, Меньше-Кондинскую, Тар-ханскую, Темлячевскую. В Сургутском уезде ханты жили в волостях: Салымской, Балытской, Селиярской, Юганской Подгорной, Больше-Юганской, Мало-Юган-ской, Пимской, Тром-Юганской, Аганской, Ваховской, трех Лумпокольских на реках Обь и Вах, двух Салтыковых на тех же реках, Пирчиной, Тымской по рекам Вах и Куль-ёган, Караконской по р.Вах и Васю-ганской. Анализ архивных материалов, проведенный 3. П. Соколовой , показал, что браки заключались почти исключительно внутри уездов, а между уездами были ограничены. Таким образом, южные ханты из Тобольского уезда, северные из Березовского и восточные из Сургутского уездов были изолированы друг от друга. Интересно, что березовские ханты чаще вступали в браки с манси из своего уезда, чем с хантами же из другого уезда. Несомненно, что уезды и волости были выделены с учетом этносоциальных подразделений, существующих у самого народа. Однако еще не вполне ясно, как те и другие соотносились между собой. Формы социальной организации любого народа тесно связаны с его общественным устройством. Исходя из марксистских положений о доклассовом и классовом обществах считается, что ханты XVII—XIX вв. находились на рубеже этих формаций, у них разрушались древние первобытно-общинные отношения, предполагающие равенство людей. По этому вопросу среди ученых тоже велись дискуссии, и небезосновательно. Если довериться преданиям самого народа, то в прошлом у хантов были и князья, и прислужники, и даже рабы. Княжества, князцы известны также по историческим документам. В них можно встретить имена князцов конца XVI и начала XVII в. — Немьян, Самар, Лугуй, Бардак, Василий Обдорский, Таир Самаров, княгиня Анна Кодская. Выходцев из княжеских и других влиятельных семей поддерживала царская администрация, ставила их во главе юрт и волостей в качестве сотников, десятников, старшин, есаулов, кнлзцов. Например, в 1601 г. царь Борис Федорович назначил первым обдорским князем Мамрука. Спустя почти 300 лет его потомок Йорка Мамрук был в этих краях старшиной. Потомки князя Тайшина и сейчас живут вблизи Салехарда. Отсюда и название Князь-юрты, ныне Горнокнязевск. Историк С. В. Бахрушин написал специальную работу об остяцких и вогульских княжествах, где доказывал, что в XV—XVI вв. здесь складывались уже феодальные отношения Кондрат. У этой точки зрения были свои сторонники, но еще больше противников. Относительно князцов известно, что должность эта была выборной и ее носители почти не отличались от простых людей; в архивных документах встречаются сообщения такого рода: «Князец... с голоду помре». В военное время они становились предводителями, «богатырями», о которых сложено немало героических сказаний и песен. Одни князья-богатыри отличались силой, и тело у них было «как бы из сплошной массы серебра и золота», а другие — красотой, главным признаком которой считались белизна и прозрачность тела. Под одежду они надевали кольчуги из металлических колец, известны были и панцири из рыбьего клея. Оружием богатырей были меч, копье, лук со стрелами, боевой топор и дубинка. С детства из них воспитывали бойцов. Их любимым занятием была охота на крупного зверя — лося и оленя. Во время военных игрищ они состязались в стрельбе из лука в цель, прыгании через ремни, в борьбе, беге, метании каменных глыб ногой. Уверенные в своей силе богатыри смело шли навстречу врагам и любили опасности, преодоление которых доставляло им новую силу. Они были рыцарями по духу: свято соблюдали данную ими клятву, проявляли великодушие к врагу, просившему пощады, мстили за убитых родственников, заботились о рядовых воинах и простых людях. Им были доступны тайны природы, скрытые от простых смертных. О многих из них сложены былины, а сами богатыри почитаются как духи-покровители и по сей день. Не исключено, что таковым был, например, Тегинский старик, о котором сложена героическая песнь в 1843 строки. Ее записали и опубликовали венгерские ученые И. Папай и И.Ердеи Николай Жигар, перевел на русский язык хантыйский поэт П. Е. Салтыков, но перевод пока не опубликован. Все, кто общался с хантами в мирное время, отмечают их честность, миролюбие и гостеприимство. За нарушение норм общественной морали и обычного права в некоторых случаях наказывал сам пострадавший, но чаще решение выносило народное собрание. Оно обсуждало и много других общественных дел, например об очистке рек от заломов, о времени охоты на водяную дичь, о мерах помощи нуждающимся и т. д. На собрании присутствовали все желающие, но право решающего голоса имели только взрослые мужчины, старики. Действенность резолюций нынешних собраний любого уровня не идет ни в какое сравнение с теми народными решениями. Для их исполнения не требовалось принудительных действий, достаточно было правосознания человека. М. Б. Шатилов описывает ситуацию, которую он наблюдал на р. Вах в 1926 г. . Молодая жена пожаловалась старикам, что ее муж нарушил супружескую верность, и попросила развода. Старики развели молодоженов. А через некоторое время они помирились и стали просить разрешения сойтись снова, но собрание стариков пока отказывает им в этом. Молодые угнетены отказом, но не решаются сойтись, хотя, казалось бы, что им мешает? Мешает сознание того, что воля собрания безусловно обязательна. Ведь в случае нарушения воли собрания человек ставит себя как бы вне общества и предоставляется самому себе. В борьбе со стихией, в промыслах он должен будет полагаться только на самого себя, а это немыслимо. Еще один важный признак, по которому определяется характер общественного строя, — это форма собственности. Поскольку главными отраслями хозяйства основной массы хантыйского населения были охота и рыболовство, важнейшую роль играла собственность на промысловые угодья. До завоевания Сибири царской Россией они, естественно, принадлежали местным жителям. В целом это положение сохранилось по отношению к наиболее важным угодьям и в XVIII—XIX вв. У властей тогда не раз возникала идея об обложении угодий оброком, однако до осуществления ее дело так и не дошло, ибо власти признавали, что в таком случае аборигены понесут «немалое отягощение и останутся с семействами без пропитания». Например, в первой половине XIX в. жители Березовского края имели в своем владении рыбные участки протяженностью в 9 тыс. верст. Они принадлежали, как правило, жителям близрасположенных юрт и были поделены между семьями. Границы угодий точно определялись по речкам и мысам. Владение угодьем означало не частную собственность, а только право пользования. Уважая это право, хант считал чужое угодье неприкосновенным и не позволял себе охотиться там или ловить рыбу. Когда во время охоты зверь перебегал на чужое угодье, то охотник прекращал преследование, если же все-таки убивал зверя, то шкуру отдавал владельцу территории, а мясо брал себе. Даже срубить дерево для долбленой лодки на чужом угодье считалось проступком. Однако в этих нормах обычного права были разумные границы. Голодный человек не только мог наловить себе рыбы на чужом угодье, но даже взять ее из чужой ловушки — правда, лишь столько, чтобы поесть. Владение территорией не давало права закладывать или продавать ее, можно было лишь сдать ее в аренду, да и то с согласия других жителей селения. Арендаторами были преимущественно русские рабопромышленники, которых особенно влекли «пески» — удобные места для лова, дающие устойчивую прибыль в течение многих лет. По договору владелец угодья и арендатор делили добычу пополам и, кроме того, первый получал от второго плату деньгами. Ее размер зависел от качества, удобства «песка». Условия аренды исследователи оценивают по-разному. Так, Г. Поляков в конце XIX в. называет их «разбойничьей системой» и осуждает русских рыбопромышленников. Однако немецкий путешественник О. Финш, ехавший по следам Г. Полякова, считает это осуждение-голословным и пишет следующее: «Если б г. Поляков имел случай познакомиться с большим рыбным промыслом в Голландии, Норвегии или в восточном Финмарке-не и с тамошней кредитной системой, то он бы мягче судил о своих соотечественниках» профиль удален. О. Финш по собственным наблюдениям заключает, что «туземцы», работающие на Оби вместе с русскими, в материальном отношении более состоятельны, чем их соплеменники в пустынных тундрах. Вопрос о собственности на промысловые угодья и компенсации за их отторжение очень важен для судьбы хантыйского народа в наши дни. И мы, подобно О. Фин-шу, можем сослаться на пример других стран. Так, по закону, принятому Конгрессом США в 1971 г., коренным жителям Аляски выделялось около 16 млн га земель и 962,5 млн долларов компенсации за те территории, которые были изъяты государством. Земля была передана в собственность общин, а деньги — корпорациям, созданным на этнической основе . Многие столетия ханты добывали пропитание небольшими коллективами — семьями, в отдельных случаях — несколькими семьями, но чаще все-таки в одиночку. Чтобы свести к минимуму экологический урон, вызванный необходимостью существования только за счет природы, приходилось жить маленькими поселениями. Они были удалены друг от друга на многие десятки и сотни километров, разделены болотами, тайгой и реками. Реки разъединяли людей, но благодаря лодкам одновременно и соединяли; тайга и тундра разъединяли, но лыжи, олени и нарты соединяли. Не будь этих средств передвижения, непреодолимы были бы реки, тайга и болота. Именно в таких малых разобщенных коллективах сформировался и развился обычай таежного сибирского гостеприимства, который так украшает хантов и по сей день. Сохранялся он и позднее, когда значительная часть народа была втянута рыбопромышленниками в большие артели, а поселения стали крупнее прежних. В традиционных условиях при коллективном лове рыбы или охоте добыча делилась на равные части, т. е. это была коллективная собственность. Собственностью семьи считались большие сети и неводы, большие крытые лодки, жилище, часть оленьего стада. В личном владении находились орудия труда, часть оленей, у женщины - изготовленная ею печь и утварь. Юридическим знаком собственности была тамга. Ею помечали предметы и животных, например у оленя делали вырез на ухе, а также «подписывали» сообщения на затесе дерева либо официальный документ. Такой «подписью» служили изображения зверей, птиц, предметов, шайтана, земли, человека, дерева и пр. Тамги были личными и коллективными. Например, в XVII в. личные тамги хантов Березовского уезда - это черточки, расположенные особым образом, а коллективные - изображения птицы, дятла, оленя, воробья, орла, медведя, журавля, тетери, выдры, белки, росомахи, соболя, лисицы. Личное владение скотом и средствами производства, а также появившееся в XIX в. наследственное пользование земельными и водными угодьями создавали условия для имущественной дифференциации. При этом выделялись состоятельные хозяйства, но и появлялись люди, вынужденные работать по найму у русских рыбопромышленников или у сородичей. Это нередко выдавалось за традицию взаимопомощи, и тем самым эксплуатация принимала скрытые формы. Итак, традиционный уклад жизни хантов по своему характеру был первобытно-общинным с зачатками классового расслоения. По ряду признаков: труд как основа жизни и нравственная ценность, равенство людей и их социальная защищенность - этот уклад был близок к тому, к которому стремится любое общество. В современном мире это стремление сопряжено с большими издержками.
Он расколол щепки, взятые из урмана и из бора, на мелкие кусочки. Он их бросал в эту сторону, он их бросал в ту сторону со словами: «Пусть вырастут на этой стороне сто домов и на той стороне сто домов. Пусть посреди этих домов, посреди многочисленных домов появится мой дом. Если на передней стороне дома будет стучать клювом дятел, то пусть на задней его стороне стучит клювом щелку нья...» Сколько домов имеет одна хантыйская семья? У охотников-рыболовов бывает по четыре сезонных поселения и на каждом - особое жилье, а оленевод, куда ни приедет, ставит только чум. Любая постройка для человека или животного называется кат, хот. К этому слову добавляются определения: из какого материала та или иная постройка - берестяная, земляная, дощатая; ее сезонность - зимняя, весенняя, летняя, осенняя; иногда размер и форма, а также назначение - собачья, оленья. Одни из них были стационарными, то есть стояли постоянно на одном месте, а другие - переносными, которые можно было легко ставить и легко разбирать. Было и передвижное жилище - большая крытая лодка.
Рис. 3. Лодка-дом, крытая берестой и брезентом (рис. А. Сюзюмова).
Правда, некоторые постройки при разном назначении были схожи по конструкции, но все-таки их разнообразие поистине удивительно и до сих пор должным образом не объяснено. Несомненно, что архитектурная мысль народа была в постоянных исканиях и находила все новые варианты, сочетания уже известных форм, остроумно использовала скромный набор строительных материалов и творчески применяла опыт других народов. Г.Новицкий писал, что остяк «в лютыя зимы время... в снегу или разселинах ледоватых утворяет себе жилье...»46. Как это делается? При ночевке в пути, особенно если охотник плохо одет, он делает снежную нору согым. Снег на стоянке сбрасывается в одну кучу, и в ней с боку выкапывается проход. Внутренние стены нужно быстро закрепить, для чего их вначале немного подтаивают с помощью костра и бересты. Спальные места, т. е. просто землю, покрывают еловыми ветками. Ветки пихты мягче, но их не то что стелить - даже рубить нельзя; считалось, что это дерево злого духа. На Васюгане мы слышали рассказ об охотнике, который в ожидании духа настелил себе у костра еловых веток, а тому - пихтовых. Зажженные еловые ветки помогли отогнать духа, так как сильно трещали. Прежде чем отправиться на покой, вход в нору затыкают снятой одеждой, берестой или мхом. Если ночует несколько человек, то в снежной куче выкапывается широкая яма, которая накрывается всеми лыжами, имеющимися в группе, а поверх - снегом. Как только снег замерзает, лыжи вынимаются. Иногда яму делают столь широкой, что для крыши требуются два ряда лыж и их в середине ямы подпирают столбами. Перед снежной ямой иногда ставили заслон. Заслоны как зимой, так и летом строили самые разные. Наиболее простой способ: найти два дерева, отстоящие друг от друга на несколько шагов (или вбить в землю два стояка с развилками), положить на них перекладину, прислонить к ней елки либо шесты, а поверх настелить ветки, берестяное полотнище или траву. Если остановка длительная или людей много, то ставят два таких заслона, обращенных открытыми сторонами друг к другу. Между ними оставляют проход, где разводят костер, чтобы тепло шло в обе стороны. Иногда здесь устраивали кострище для копчения рыбы. Следующий шаг к усовершенствованию - установка заслонов вплотную друг к другу и вход через специальное дверное отверстие. Очаг по-прежнему находится в середине, но для выхода дыма необходимо отверстие в крыше. Это уже шалаш, который на лучших промысловых угодьях строят более прочным - из бревен и досок, чтобы он служил несколько лет. Более капитальными были постройки с каркасом из бревен. Их ставили на земле или выкапывали под них яму, и тогда получалась землянка либо полуземляка (рис. 4, 1). Следы таких жилищ археологи связывают с далекими предками хантов - еще эпохи неолита (4-5 тыс. лет назад). Основой таких каркасных жилищ были опорные столбы, которые сходились вверху, образуя пирамиду, иногда усеченную. Эта основная идея разрабатывалась и усовершенствовалась во многих направлениях. Количество столбов могло быть от 4 до 12; ставились они непосредственно на землю либо на невысокий сруб из бревен и по-разному соединялись вверху, покрывались цельными или расколотыми бревнами, а сверху землей, дерном или мхом; наконец, были различия и во внутреннем устройстве. При определенной комбинации этих признаков получался тот или иной тип жилища. Вот как строят на Вахе мыг-хат - «земляной дом». Он выделяется над землей только своей верхней частью, а нижняя углублена на 40-50 см. Длина ямы около 6 м, ширина около 4 м. Над ямой по углам ставят четыре столба, на них вверху кладут продольные и поперечные перекладины. Они служат «матками» будущего потолка и одновременно опорой для будущих стен. Для получения стен вначале ставят в наклон на расстоянии шага друг от друга столбы, которые верхними концами опираются на упомянутые перекладины. Два встречных бревна противоположных стен соединяются еще одной перекладиной. На боковых стенах бревна в середине высоты скрепляются поперечной перекладиной во всю длину будущего дома. Теперь, когда готова решетчатая основа потолка и стен, на нее накладывают жерди, а затем уже все сооружение засыпают землей. Снаружи оно выглядит как усеченная пирамида. Посередине крыши оставлено отверстие - это окно. Его закрывают гладкой прозрачной льдиной. Стены у дома - наклонные, и в одной из них - дверка. Открывается она не вбок, а вверх, т. е. чем-то похожа на западню в погребе.
© Copyright: Юрий Николаевич Горбачев 2, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
