Александр Анашевич

Регина Мариц: литературный дневник

Я отодвину черный сгусток, непрочный, впрочем, непростой. И
не по-русски, по-французски ты говоришь, мой золотой.
Меж строчек тех французских текстов, которым ты отдал свой дар,
я не нашел тебя, мне тесно. Мне неизвестно, мсье Годар.
Я знаю, что случится чудо, твой колокольчик голубой
меня оглушит, скрутит, стукнет о небо-небо головой.
С тупою головною болью, увидев глянцевый рубец,
твою страну, притоки Рейна и пыльный, неприступный Мец,
я скажу, свернувшись в постели пушным зверьком, ондатрой, горностаем:
"Видишь, камень на моей руке? Видишь, оправа у него ценная, непростая?"
И в момент, когда упадет твоя огромная кинематографическая слеза,
я выйду из зала на улицу, не дождавшись
развязки сюжета, счастливого конца. И
когда расцветет неприятной сыпью каждая клеточка тела и лица,
я пойму, что ты теперь всегда будешь со мною рядом, ты всюду, ты здесь,
в облике монашки и развратника, ангела и подлеца.


есенин


и все такое
и настала ночь
и как задроченный есенин
бороться с алкоголем, как с огнем
потом с депрессией осенней
потом с депрессией весенней
посредством водки и петли
березы за окном шумели
ромашки во поле цвели
по небу бабы босоногие летели
простоволосые
на самый край земли
как ласточки и сезари
их груди шевелились на ветру
так незаметно, еле еле


(я выйду в поле, лягу в сено и усну
влюбленный клюев
как птичка божия схранит меня в зобу
не проглотит, не приоткроет клювик)


СОБАКА ПАВЛОВА


Она не падала, не лаяла, не выла
выбежала из последнего вагона
ушла от деда, от бабки, от закона
сладкая сладкая жизнь: смерть, вилы
"не шерсть на мне, длинные длинные волосы
черные человеческие волосы
не замерзну даже на полюсе, -
говорила она павлову женским голосом, -
не замерзну даже в сердце твоем
даже без сердца, под скальпелем не замерзну
мои волосы станут огнем
пылающая уйду от тебя на мороз, на свежий воздух
павлов, ты злой, я не знала об этом, любила тебя
я не любила в начале, потом полюбила, потом разлюбила
все от отчаянья, под капельницей, день ото дня
думала и смотрела в глаза твои голубые
к скотоложству тебя, павлов, я знаю, не принудить
ни к скотоложству, ни к замужеству, и даже рюмочки не выпить на брудершафт
тебе бы только тельце моё на лоскуты кроить
как потрошитель делаешь это с нежностью, по-маньячески, не дыша
а у меня нет уже ни яичников, ни мозжечка, ни селезенки
нету глаза, берцовой кости, ушной перепонки
полумертвая стою, вся в зеленке
кто меня, павлов, спасет из этой воронки
я собака, павлов, собака, собака павлова
не анна павлова, не вера павлова, не павлик морозов
даже не лена из москвы, которая обо мне плакала и
в сердцах называла осколочной розой
освободи меня, выпусти, пусть я стала калекой
калекой не страшно, главное не кошкой
выпусти, дай мне под зад коленом
только очень нежно, любя, понарошку
чтобы я бежала бежала, летела словно на крыльях
между машин, на свободу, на свалку, в иное пространство
ты научил меня, павлов, любоваться всем этим миром
таким волшебным, бескрайним, прекрасным





Другие статьи в литературном дневнике: