Шон
Его наследие — это классический удел детей титанов: его собственное творчество, каким бы изящным оно ни было, неизбежно меркнет в свете гения родителя. Даже его «Грэмми» — не триумф сына, а дань уважения отцу, награда за каталог чужих, пусть и гениальных, песен. Вся его жизнь — это жизнь в скобках, вечное определение «сын Леннона». Но именно в этом и заключена величайшая ирония и глубочайшая трагедия. Чтобы быть просто отцом, Джон Леннон на пять лет сложил с себя звание «иконы». Он променял мировую сцену на детскую комнату. Эти пять лет — ничтожный миг для истории, но единственная вечность для Шона. Это были их единственные годы: первые шаги, сказки на ночь, обычная жизнь, вырванная у мирового безумия. И здесь встает самый мучительный вопрос: что может помнить пятилетний ребенок? Смутные образы, обрывки голоса, чувство безопасности? Мир знает Джона Леннона — бунтаря, провидца, поэта. А у Шона остались лишь детские воспоминания о папе, которые с годами растворились в миллионах чужих слов, фотографий и песен. Он родился с ним в один день, их судьбы связаны мистической связью, но самая главная связь — личная, человеческая — была безжалостно оборвана, едва успев начаться. И потому его поступок во время пандемии был не просто данью памяти, а глубоко личным жестом. Записав отцовскую «Isolation», он вел диалог не с мифом, а с человеком. Эта песня — не про вирус, а про экзистенциальное одиночество, которое Джон чувствовал за стенами своего дома, а Шон — в тени великого имени. Внезапно песня-призрак нашла своего главного слушателя — сына, который всю жизнь живет в ее контексте. Это попытка заново прочитать письмо, адресованное кому-то другому, и обнаружить в нем свои собственные, выстраданные строки. Его жизнь — это постоянная попытка собрать отца из осколков: из чужих воспоминаний, из записей, из этих пяти лет детства. И в этом его уникальная трагедия: быть вечным хранителем памятника, который заслоняет от него самого человека. © Copyright: Дмитрий Куваев, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
