Тукай. Кризис 1910 года

"Что поделаю я, если из несчастья сотворён,
Если с самого зачатья утопаю я в беде!" -
("Я ль не горемычный?" 1906)

"Как жалко, что Тукаю не удалось довести автобиографическую повесть "Что я помню о себе", как он обещал, до 1909 года!" - такое сожаление часто высказывается читателями. Воспоминания Камиля Мотыйги о поэте проливают свет на то, что продолжение автобиографии, которая обрывается на пороге нового чужого дома, в 1910 году могло быть для Тукая непосильной психологической задачей. Вскоре после того, как восьмилетний сирота был стараниями, правда, сильно запоздалыми, тёти и её мужа доставлен к ним в Уральск (Яик) глубокой зимой 1894 г. санным обозом из далёкой татарской деревни, умирает любимый сын и надежда новых воспитателей Тукая. Современник и "шеф" Тукая Камиль Мотыйги пишет, что оправдывалось народное поверие, приведённое поэтом в его воспоминаниях "Что я помню о себе": "Возьмёшь чужого телёнка - будут нос и рот в масле. Возьмёшь чужого ребёнка - будут нос и рот в крови". Так и была воспринята эта смерть всеми в городе. Однако на этом несчастья не прекращаются: летом 1900 года умирает сам Галиаскар Госманов, глава семьи. "Я - начало, голова самой беде!" (цитированное выше стих-е). Чуткий от природы, вышедший из народных недр мальчик Габдулла мог принять это как свой неоплатный долг. Когда уже в Казани в апреле 1910 года он пишет "к достиженью высшей цели не по мукам ли идём?" ("После страданий), это в том числе и об этом. "Высшую цель" Тукай сформулировал во вдохновенных строках ранних стихотворений уральского цикла "К нации" и "Пушкину". "Ничего дороже, выше, ничего священней нет моей нации". "Я подстать тебе в отваге, дерзновенно устремлённой", - обращается он к Пушкину. Ценой этой "отваги" была непрерывная цепь физических и нравственных страданий. Но как всё соразмерно в этом порыве молодого татарского поэта к своему русскому кумиру! Пушкин - "поэт непревзойдённый". "Светоносный дар" Пушкина, как солнце, даёт "силы людям", для Тукая - счастье уже "сравниться мастерством". Взяв сразу самую высокую ноту "Браво!", Тукай, словно на большом запасе воздуха в лёгких, вытягивает её, завершая стихотворение восторженным упованием: "мне придаст твой дар могучий этот сладостно желанный строй возвышенных созвучий".
В Уральске же юный Тукай задал высокий нравственный стандарт жизни. Даже удивительно, как ныне пороки, которые бойко и даже с жестокой весёлостью перечисляет он в стихотворении с таким же "весёлым" названием "Другу, который советуется, жить ли ему на свете", эти пороки соразмерны с современным состоянием нашего общества. Совсем в другой тональности высказывается Тукай на тему суицида спустя 2 года уже признанным казанским поэтом, в стихотворении "Самоубийце"(апрель 1910). Что пришлось ему пережить для того, чтобы сформулировать в 22 года как глубоко выношенное убеждение и твёрдо принятое решение: "Исправить дух - вот цель была стараний / А смертью не избыть твоих страданий"? Примечательно, что вслед за "Самоубийцей" пять дней спустя, выходит стихотворение "После страданий": "Не страдания ли были счастья этого ключом / К достиженью высшей цели не по мукам ли идём?" На всём белом свете не найдётся человека, осознающего себя татарином, в душе которого не отозвалась бы сладостной болью родная мелодия, на которую легли самые знаменитые строки Тукая: "Дух мой птицею взметнулся из железной клетки жизни". Это стихотворение 1910 года "Разбитые надежды". В отсутствие дневниковых записей и свидетельств современников стихи поэта - самый надёжный источник для реконструкции его духовного состояния. Раннюю духовную мудрость нашего поэта не менее, чем его трудной судьбе, следует приписывать его раннему же духовному развитию на родине, ещё и до медресе "Мотыйгия". В январе 1910 года увидело свет его гениальное поэтическое переложение коранического сюжета восхождения Пророка по лестнице света для разговора с Аллахом. До Тукая теме Мираджа посвятил большое стихотворение "Праведные мужчины" Гёте в своей последней поэтической книге "Западно-восточный диван" (Москва. 2013. Перевод Думаевой-Валиевой). Тукай в своём стихотворении "Мигражь" едва ли не прозрел одно из чудес квантовой механики, когда "частица" пребывает одновременно в двух (или несколких) местах (академик К.А.Валиев, пожизненный почитатель Тукая). Тукай очень рассчитывал на то, что потомки именно так будут изучать его наследие: "Придёт время, и каждого писателя разберут до последней ниточки" ("Первое дело после пробуждения"1913)
"Разбирая по ниточке", мы с самого начала 1910 года застаём Тукая, который саркастичеки, представляя себя в могиле, пишет: Как в жизни всё, что ты писал, редактор портил вечно/ Так тело мёртвое твоё здесь черви изувечат. ("Татарскому писателю"). Всегдашнюю литературную свару, "сдобренную" у татар вечной завистью, как ни отравляла она жизнь поэту, можно даже не брать в расчёт на фоне жестокой идеологической борьбы Тукая с реакционными устоями современной ему татарской действительности с укоренёнными в ней национальными особенностями. "Нет воздуха душе моей для вдоху, смрад справа, слева, снизу смрад и сверху" ("Раскаяние"). Нравственный стандарт, который выработал в себе юный Тукай из самой толщи жизни и психологии народа, выкристаллизовался в стихотворениях, которые, возможно, спасли его в 1910 году. Отечественное тукаеведение не располагает свидетельствами психологического кризиса у Тукая, но "перебирая по ниточке", как завещал нам поэт, и, каждый раз, перечитывая стихотворение "Голос горького опыта", нельзя не содрогнуться от боли в сердце, которое отзывается на горестное прозрение поэта: "Искать участья - тщетное старанье/ Никто не знал любви и состраданья". И это ещё не самые трагические строки! Дружба, предательство друга! Кто не пережил это в юности, никогда этого не поймёт. Но как оставаться жить с этим?! И есть ли свет в жизни? Есть! "Стучавшее по замыслу шайтанью/ Забилось сердце гимном мирозданью". Стихотворение "Некто" заключает в себе таинственный, возможно, зашифрованный ответ на мучительные вопросы молодости. Такое впечатление и действие по его прочтении может сохранить в душе читатель, не знакомый со стихотворением-одой(мадхия) "Светлой памяти Хусаина". Только спустя 2 года Тукай рассекретил своего лучезарного НЕКТО: это был "первый татарский большевик", "ленинец" Хусаин Ямашев. Тяжёлый психологический кризис 1910 года Тукай купировал пронзительными по содержанию и совершенными по форме стихами.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 12.06.2020. Тукай. Кризис 1910 года