Здесь нас ещё трое, в Энске, четвёртый класс.
Костёр, река и медные трубы за пустырём,
бумажные голубки.
Кошки на трубах сворачиваются в клубки.
Мы пахнем полынью, пылью, дурманом, терпким нашатырём,
и небо смотрит на нас — огромный лазурный глаз.
Мама волнуется раз.
А здесь нас двое, и снимок уже цветной.
В растрёпанной форме, подпирая себя стеной,
пилот Сорвиголова да матрос Не-Расти-Трава.
У меня беспутная голова,
и синее небо качается надо мной.
Мама волнуется два.
На третьей карточке Ялта, терпкая темнота.
Музыка. Два бокала, один не тронут.
Тихая грусть, тягучая пустота
из сердца, из живота
(Господи, почему субмарины тонут?)
растёт у меня внутри.
Мама волнуется три.
18.05.2012
***
Дарья Христовская. Мёртвые матросы.
Вода
вернула нас.
Все мёртвые матросы
вернулись к берегам.
Я вижу придорожное кафе,
я вижу перевёрнутую лодку,
и белый голубь кружит надо мной.
О, чёртов голубь,
если альбатросы
кружат над трупом, это ничего -
одним матросом меньше.
Но голубка
не может означать ничто иное
кроме как: потоп.
Меня когда-то звали Билл Карпентер,
но порт приписки вспомнить не могу:
Тортуга ли? Нантакет?
Всё едино,
но точно помню, как я был убит,
и как, ещё не вздёрнутый на рее,
уже был мёртв —
а вот шепчу — скорее.
И пусть вода придёт.
И пусть вода
поднимется до шеи
и станет тесно.
Всё упреждено.
весь ваш прибрежный бруствер Мажино
не остановит мёртвых: ни траншеи,
ни замки из песка,
ни эти лодки,
ни пыльные прибрежные кафе,
ни дамы в белых шляпках,
ни солома,
ни камешек в пыли...
Спасись, голубка,
что тебе потоп —
летай, голубка,
пламенно и гордо.
Но только в день, когда придёт поток,
напьёшься и свинцовой, дождевой,
и мёртвой влаги,
хлещущей из горла,
и к горлу подступающей
живой.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
