Ирина Богушевская. В Склифе.
Медсёстры мои! Вы – пчёлки с волшебным и острым жалом,
заряженным каким-нибудь миротворящим трамалом.
Уколите меня, уколите, и тогда, быть может, во сне я
пойму, для чего я здесь и что за идею
мне внушает, открывшись, Бог, и почему же,
почему я сижу внутри, а не гуляю снаружи,
жалуясь на измены мужа, на мамино пьянство,
на моего отчаянья приступов постоянство,
на желание бросить всё и уехать к морю,
где можно плавать и плакать, зная, что не поможешь горю.
Очевидно, этого горя мне всё-таки было мало.
Так я думаю ночью, когда остаюсь без трамала.
Хренозепам ваш, сёстры, мне – что слону дробина.
И вот всю ночь напролет я смотрю живые картины:
вот доктор курит. Уставший. Бросает бычок с балкона.
Вот доктор берёт, о боги, мою руку в свои ладони,
а она ничего не чует. NB: я теперь калека.
Мне это чуть-чуть обидно – как даме и как человеку.
Потому что, знаете, доктор, но ваши прикосновения
хотелось бы чувствовать, доктор, простите за откровение,
как и многое, кроме...
Ночью тоскливо в Склифе.
Тут земной филиал преисподней. Свои тут Танталы, Сизифы.
И все они просят пощады, а я – ключа от загадки.
Но жизнь пока всё играет с собственным смыслом в прятки.
01.08.1993
Другие статьи в литературном дневнике:
